ты правильно меня понял. По этой-то причине именно безумные идеи и оказываются верными».
«Чепуха! — говорю я себе. — Так и в самом деле недолго свихнуться. Главное — факты. Факты…»
Но или факты тоже безумны, или у меня что-то неладно с глазами. Андрею явно становится лучше, и дышит он все ровнее.
Пусть врут глаза. А приборы?
Я прилип взглядом к контрольной доске. Показатели пульса наполнения, насыщения кислородом, азотом, иннервации отдельных участков менялись. Менялись — и все тут.
Песня? Древняя героическая народная песня?
Я вспомнил еще об одном безмолвном участнике происходящего. На объективность его можно полностью положиться. Компьютер — мозг модулятора. И сказал в микрофон:
— Нуждаюсь в совете. Оцени состояние больного и действенность программы. Какая из них сейчас предпочтительнее?
Засветился экран, на нем появились слова и цифры: «Состояние больного по шкале Войтовского — 11X9X4. Искомая модуляция найдена».
Меня била нервная лихорадка. Что же это такое? Что его спасло? Песня? Голос матери? Ее присутствие? Конечно, каждому приятно верить, что его могут спасти ласка матери, песня детства, руки любимой, бинтующие рану. Вера иногда помогает исцелению. Но не в такой же мере.
И я не сказочник, а ученый. Я не имею права верить. Чем приятнее сказка, тем больше должен я ее опасаться. Я должен ЗНАТЬ, что происходит.
Только что произошли весьма определенные явления. Они кажутся мне сверхъестественными, загадочными. Кажутся. Мне. Однако они подтверждаются объективно: показаниями датчиков и компьютера, режимом работы модулятора. Значит, происходят на самом деле. Просто их надо объяснить. Найти их причину. И она должна быть реальной, поддающейся математическому описанию.
Итак, была просьба. Была песня. Песня: музыка и слова. Звуковые волны. В определенном В определенном ритме…
А что ты искал? Чего не хватало для определения модуляции? Данных мощности поля? Частоты импульсов? Да нет же! Расположения их между паузами! Тебе не хватало ритма — и ты его получил. Может быть, ты забыл тривиальную истину? Ритм — основа всех процессов организованной системы. Основа жизни в любом ее проявлении. Любая болезнь — нарушение ритма. Восстановление его — выздоровление.
Перейдем к человеку, к народу, частью которого он состоит, к миру, создавшему его. В этом мире наивысшее средоточие ритмов, их отчеканенная устойчивость, их плавные переходы — музыка. А человека музыка сопровождает с детства. Есть любимая музыка. Что это такое? В определенном смысле — ритмы, наиболее соотносящиеся с ритмами организма. Нервная настройка усиливает или ослабляет их…
Стоп! Я делаю непростительную ошибку. Музыка сама по себе не оказала бы такого влияния на больного.
Я искал ритмы для задания модулятору. Они могли ТАК воздействовать на больного только через команду компьютеру, управляющему модулятором… Но команды исходили от меня…
Стараюсь с мельчайшими подробностями вспомнить все, что происходило в течение последнего часа. Песня… Я сказал: «меняю программу», а затем… Затем стал размышлять, вычислять. А песня звучала. И ищущий модуляции компьютер подчинился моим словам о смене программы. Возможно, он начал анализировать ритм песни, восприняв ее как программу.
И если он ввел его в модулятор?..
Я спросил в микрофон:
— Недостающий компонент искомой модуляции был в песне?
«Да, — загорелось на экране. — Вот его формула».
Я тяжело встал со стула, пошатнулся…
Эх, командир, спросить бы тебя сейчас же, немедленно.
Конечно, ты необычный человек. Твои знания огромны, а искусство находить необычные выводы поразительно. Я ничего не выпытывал у тебя на планете Сигон, когда ты вывел нас из пекла. Я помню, как ты шутил после того, как мы выбрались живыми из Глотающего моря на Венере. Но сейчас, больной, умирающий, неужели ты мог предвидеть все это? Искать вместе со мной выход, когда я мучился в поисках решения? И ты вспомнил о любимой песне? Подумал, почему она была такой любимой? Выдвинул гипотезу и с моей помощью проверил ее? И это ты сумел? Ты не просил пощады даже у смерти, и поэтому ты победил ее, командир.
Геннадий Максимович
«СЕРАЯ КОМПАНИЯ»
Это было уже седьмое убийство за последние две недели. Инспектор Пьер Тексье сбился с ног, ни не мог ответить на вопрос, непрестанно задаваемый шефом: что это — религиозный фанатизм, психическая ненормальность, попытки ограбления… или? А вот что — или? На это ответить было сложнее всего.
Семь жертв. Семь людей, незнакомых друг с другом, разного достатка и социального положения. Банкир, двое рабочих (один — строитель, другой — механик), клерк, врач, безработный, а теперь вот журналист… С ним покончили прямо в редакции Из них четверо — рабочие, врач и журналист — придерживались левых взглядов. Клерку и безработному было не до политики. Ну а более правого, чем банкир Фрюшо, найти было трудно…
Не будь у убитых общей метки — лица, рассеченного острым лезвием от подбородка до лба, — кто б подумал, что совершены они одним и тем же преступником. Слишком неоднороден был список жертв. Но нащупать ниточку Тексье так и не мог.
Разве что журналист, убитый позавчера вечером, мог дать какую-то зацепку. Но он-то и вывел из равновесия комиссара Брюо. Уже через несколько минут после прибытия на место убийства Тексье и экспертов в редакцию, забыв о политических разногласиях, хлынула журналистская братия. В левую газету заявились даже те, кто раньше туда ни за что не зашел бы. И теперь все органы печати вопят, что в городе объявилась неведомая банда, а слуги закона бездействуют. А это не могло обрадовать шефа.
Итак: Поль Версен, репортер, пришел в редакцию в восемь вечера. Сказал, что поработает часа три, и, пройдя к себе, сел за машинку, Около двенадцати кто-то зашел к нему в кабинет. Поль сидел, уткнувшись лицом в стол, и, казалось, спал. Только приглядевшись повнимательнее, можно было заметить небольшую рваную точку на синей рубашке — как раз под левой лопаткой. Тело перенесли на диван. И увидели рассечённое лицо.
Инспектор заинтересовался тем, что печатал на машинке этот Версен. В машинку был
