Неделей позже появилась кожная сыпь — темно-красные прыщи с фиолетовым ореолом. Сначала они высыпали на груди, потом и в нижней части тела, и ужасно чесались. Заболевшие жаловались на боль в мышцах и на жестокие и длительные головные боли. Сначала это были лишь единичные случаи, а потом заболела почти треть команды. Больные чувствовали сонливость и вялость, еле ноги таскали. Самые тяжелые не могли даже на палубу выбраться. Они просто лежали в койках и расчесывали свою воспаленную кожу, пока волдыри не прорывались.
— Это корабельная лихорадка,[4] — объявил Кук, созвав совет, чтобы обсудить положение. В каюте капитана собрались все те, кто обладал хоть какими-то медицинскими познаниями, в том числе и Гектор с Дампиром.
Старший боцман, немногословный Манксман, высказал мнение всей команды:
— Нужно как можно скорее пристать к берегу. Мы слишком долго пробыли в море.
Будучи опытным и закаленным моряком, он прекрасно понимал, чем грозит корабельная лихорадка. Если болезнь распространится, почти вся команда превратится в никчемных инвалидов, неспособных справиться с парусами и кораблем. Ему был известен единственный выход — высадить больных на берег и ждать, пока болезнь не пройдет. Кук повернулся к своему штурману:
— Дампир, есть поблизости место, где мы могли бы укрыться?
Дампир выглядел еще печальней, чем обычно. Он рассеянно показал на карту, лежавшую перед ним на столе.
— Я не могу даже точно указать, где мы сейчас находимся. Материка лучше избегать. Если мы натолкнемся на испанцев, когда мы так ослабли… — он умолк, не договорив.
— Тогда идем к острову Хуан-Фернандес и там отсиживаемся, — твердо сказал Кук.
Некоторые из собравшихся помнили остров Хуан-Фернандес по прошлым своим плаваниям в Тихом океане. Необитаемый клочок земли в четырехстах милях от побережья Южной Америки, где редко появляются испанские патрульные корабли.
— До Хуан-Фернандеса недели три ходу, — возразил Дампир.
— Остается надеяться, что лихорадка не разыграется еще сильнее, — отрезал Кук.
— У меня есть одно предложение… — начал Гектор.
— Ну и какое? — раздраженно прервал его Кук. Капитан злился, что им так не везет: сначала жуткая погода, теперь вот эта болезнь.
— Мой друг Жак говорит, что он видел таких больных в парижских тюрьмах, — сказал Гектор.
— И что же предлагает наш бывший каторжник? — Кук не скрывал сарказма в своем голосе.
— Тюремные врачи приказывали мыть все камеры с уксусом и проветривать белье заключенных. Я заметил, что большинство заболевших спят в носовом трюме, а там спертый воздух и полно вшей и паразитов. Нельзя ли, чтобы в той часть корабля было побольше света и воздуха?
Старший боцман категорически этому воспротивился:
— Там тепло, а от крыс никакого беспокойства. Если там проделают какую-нибудь дыру, так мы ее в тот же миг доской забьем.
— У меня есть идея получше! — ядовитым тоном промолвил Кук. — Выдавать по три пинты рому каждому, кто будет работать. Все на палубу выползут. Как миленькие.
Эта мера оказалась действенной, хотя болезнь вылечить и не могла. «Услада холостяка» медленно ползла на север, а ее сократившаяся в числе команда теперь была еще и наполовину пьяной. Гектор, однако, прислушался к советам Жака, и четверо друзей вынесли свое постельное белье на палубу. Несмотря на холодную, сырую погоду, они старались как можно меньше времени проводить в душном и зловонном трюме, и потому стали свидетелями явления, которое мало кто видел своими глазами, хотя слухи и сплетни о нем слышали многие.
Это случилось на тридцать восьмой день их плавания, когда время едва перевалило за полночь. «Услада холостяка», гонимая умеренным попутным ветром, двигалась довольно быстро. Слабый свет молодой луны освещал пенистые гребни волн. Чуть раньше в тот же день Дан сказал, что эти «барашки» — знак того, что корабль наконец выходит в открытый океан.
— Похоже, скоро помокнем, — заметил Изреель, подставляя лицо ветру. Гряда густых черных облаков уже закрыла звезды в той части неба, откуда налетал ветер. Иногда доносились слабые раскаты грома.
— Мон дьё, только бы не шторм! Нам и так хватило, — простонал Жак.
— Нет, шторма не будет, — успокоил его Дан. — Если бы надвигался шторм, то волны уже были бы больше. Верно, погода портится, но это ненадолго.
Черная полоса туч, между тем, быстро надвигалась. «Усладе», идущей теперь под ослабленными парусами, оставалось только ждать ливня. Гектор и его друзья забрали свои одеяла и укрылись под небольшим свесом в проеме квартердека.
Ждать пришлось недолго. Внезапно над морем, примерно в полумиле впереди корабля, полыхнула широкая и длинная молния. Оглушительно прогрохотал гром. Через несколько секунд хлынул сильнейший ливень, капли отскакивали от палубы на несколько дюймов. Иногда лило так, что Гектору было трудно дышать. Ослепленный молнией, он мог видеть лишь на пару ярдов вокруг. Снова и снова вспыхивала молния, грохотало так, что, казалось, под ногами дрожит палуба. Время между вспышкой и звуком все сокращалось, пока центр бури не оказался наконец прямо над головой. В те краткие моменты, когда молнии освещали небо, Гектору казалось, что даже поверхность моря как-то выровнялась под могучим напором ливня. Белые барашки исчезли. Океан сейчас выглядел как огромная сверкающая река, покрытая крапинками от дождя и обтекающая корабль.
Так же внезапно, как и начался, ливень прекратился.
Жак судорожно вдохнул и схватил Гектора за локоть.
— Огни святого Эльма! — воскликнул он, указав наверх.
Верхушки мачт горели призрачным бело-голубым светом. Из каждой в черное небо вырастала бледная свеча длиной примерно с человеческую руку. Эти столбики света излучали неземное сияние. Они то и дело пульсировали — то становились ярче, то вдруг бледнели, чтобы в следующую секунду вспыхнуть еще сильней. Примерно с минуту Гектор и его друзья наблюдали это жутковатое представление. Гектор почувствовал, как Жак сжал его локоть. Он посмотрел на него, и француз молча указал в другую сторону: появились десятки новых огней. Теперь они возникали на перекрестьях рангоута, параллельно поверхности моря. Они тоже отличались друг от друга по интенсивности. Вскоре призрачные огни уже плясали в своем диком ритме по всему судну.
— Господи, что это? — тихо пробормотал один из матросов.
Никто не ответил. Все, кто был на палубе, застыли, обратив вверх искаженные ужасом и освещенные странным светом лица.
«Услада» плыла по чернильному морю в нимбе неестественных огней. Это призрачные свечки были настоящим чудом. Они горели и не сгорали. Жутковатый спектакль продолжался минут пять, пока, повинуясь непонятно какому закону, магические знаки не начали гаснуть. Огни становились все короче и короче, пока не превратились в еле видимое свечение. Потом и оно пропало.
— Кажется, я слышу какое-то шипение, — сказал Изреель.
Выйдя из укрытия, он всматривался в верхушки мачт, как будто думал увидеть, что они обгорели или хотя бы немного почернели.
В этот момент раздался страшный оглушительный взрыв. Звук был гораздо громче всего, что они слышали до сих пор. Сверху, из темноты, падали яркие, пылающие снаряды. Желтые, белые — они напоминали искры от огромного полена, треснувшего в гигантской печи, и со свистом летели прямо на корабль. Гектор был так потрясен, что только охнул, когда они промелькнули мимо. Позже он клялся, что почувствовал дуновенье от пролетевших рядом огней. В воздухе резко запахло горелым. Он узнал запах серы. Не успел Гектор прийти в себя, как дыханье перехватило от нового оглушительного раската грома. И снова смертельным фейерверком посыпались с темного ночного неба сияющие снаряды. Теперь он сжался и закрыл голову руками, защищая уши от чудовищного взрыва.
Последовала короткая пауза, секундное затишье, а потом, едва Гектор выпрямился, он увидел в воздухе с дюжину светящихся, бесшумно летящих шаров, каждый — с человеческую голову. На этот раз они имели странный, темно-синий цвет, переходящий, по мере того как шары подлетали ближе, в фиолетовый.
