и неудержимо хотелось верить, что они не соответствуют действительности.
Подошедшая Татьяна Булгакова пристроилась на краешке скамейки рядом со мной. Я позвонил ей накануне, наконец застав ее дома. На работе она не появлялась до этого несколько недель, домашний телефон ее, видимо, был отключен.
Мы некоторое время посидели молча, после чего я спросил:
— Ну что, очухалась после всего этого?
Она поняла меня с полуслова и ответила:
— Только начинаю. Чего только я не пережила за эти дни каких только мыслей у меня не было, вплоть до самых крайних… Но надеюсь, что кризис все же миновал. Я испытываю странное ощущение человека, который находится в городе во время землетрясения: вокруг все валится и рушится.
— И самое обидное, что самым серьезным разрушениям подверглось здание, в строительстве которого ты сама принимала активное участие.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду всю систему, созданную Зиминым, Жамновым и их подручными. Она, как домик из кубиков, была красивой и казалась прочной и незыблемой, но построена была на порочном фундаменте. Вся эта пирамида основывалась на ворованных деньгах и шантаже. Все, казалось, было предусмотрено, но увы, как это часто бывает, разрушилась из-за малозначащего на первый взгляд факта: просто кто-то, желая подгадить Зимину, стал посылать твоего мужу подметные письма, в которых говорилось о вашей связи. Я не думаю, что человек, пошедший на это, рассчитывал на такие последствия. Задачей-максимум было устроить небольшой скандальчик и выставить Зимина в неприглядном свете. Однако то, что получилось на самом деле, наверняка потрясло его воображение и вряд ли положительно скажется на его дальнейшей судьбе.
— Ты так говоришь, словно знаешь, кто это был…
— Доказательств у меня, конечно, нет, да они, в общем, и не нужны. Вчера я был у Передреева, который, хоть и нехотя, расплатился со мной за работу. Я весьма прозрачно намекнул ему на этот факт и по его реакции понял, что не ошибаюсь на его счет. В принципе, можно было поднять эти письма, о которых на допросах упоминал Яров, сопоставить их с почерком печатных машинок или принтеров, доступных Передрееву, провести дактилоскопическую экспертизу. Может быть, официальное следствие, если ему будет не лень, и займется всем этим, но лично я этим заниматься не хочу.
— Я думаю, что в этом нет необходимости, — сказала Татьяна. — Это все равно выяснится, во всяком случае, я приложу к этому максимум усилий. Я уверена, руководство области ему этого никогда не простит. Ведь по сути дела он дал толчок действиям, которые привели к огромному скандалу, что однозначно скажется на карьере губернатора. Ходят слухи, что его перевод в Москву отложен на неопределенное время. И этого Передрееву он никогда не простит… Можешь быть в этом уверен.
— Ну, а сама-то ты что думаешь делать?
— Начинаю новую жизнь, — с усмешкой произнесла она. — И очень не хотелось бы стать в ней проституткой. Буду искать работу, все же я была неплохим референтом. Может быть, вернусь к прежней работе по специальности.
— Что ж, я искренне рад, что произошедшие события не сломили тебя. Может быть, когда это все более или менее закончится, нам удастся собраться в уютной кафешке и порассуждать о смысле жизни в свете произошедшего с нами? — задал я ей вопрос, положив руку на спинку скамейки сзади нее.
Татьяна грустно улыбнулась мне:
— Поживем — увидим.
— Да-да, — согласился я, услышав, как упал на асфальт очередной каштан. — Поживем — увидим.
Она пожала мне руку и, сопровождаемая взорами обывателей, направилась к выходу из Липок.
Я не спеша побрел домой, глубоко вдыхая тяжелый октябрьский воздух. Вечером я уселся перед монитором Приятеля. Представившись, я набрал в командной строке:
ПРИВЕТ, ПРИЯТЕЛЬ! КАКИЕ У НАС НА СЕГОДНЯ С ТОБОЙ ДЕЛА?
и, затянувшись сигаретой, стал ждать его ответа…
