Это никуда не годится. Если такому, как вы говорите, озорству начинать потакать, то...
Она не договорила. В комнату вошла девушка лет двадцати пяти. Ее худое бледное лицо выражало сильную тревогу.
— Михаэль, — негромко позвала она. — Ада совсем плоха. У нее начались схватки. Надо звать доктора.
Высокий сутулый мужчина в сером костюме, молча сидевший за столом и, казалось, до этого момента вовсе не слушавший остальных, выронил из рук вилку с ножом и быстро вышел из комнаты. Вместе с девушкой они прошли в спальню и остановились перед широкой кроватью у дальней стены. На кровати, тяжело дыша, лежала молодая женщина. На ее осунувшемся лице с темными кругами под глазами читалось страдание. Михаэль наклонился над женщиной, поднес ладонь к ее лбу и, обернувшись, с тревогой посмотрел на стоявшую рядом девушку.
— Ревекка, беги за паном Ковальским! — взволновано произнес он, нервно сжав руки перед собой. — И, прошу тебя, побыстрее!
— Ну, что тут, Михаэль? — негромким голосом спросил пожилой мужчина, неслышно вошедший в комнату.
— Аде стало хуже, — так же тихо ответил Михаэль. — Роды, видимо, вот-вот начнутся, а у нее снова случился жар. Я уже послал за врачом.
— Бедное дитя, — пожилой мужчина сочувственно покачал головой, его лицо в круглых очках выражало сострадание. — И как только она будет рожать в таком состоянии?
— Ада! — Михаэль нежно гладил лежавшую на кровати женщину по щеке. — Ада, милая, ты слышишь меня? Все будет хорошо, родная, я обещаю.
Спустя час с небольшим в комнату вошел врач. Он деловито приложил тыльную сторону ладони ко лбу Ады, затем так же деловито осмотрел ее живот и, осторожно взяв за запястье, быстро сосчитал пульс.
— Горячую воду, посуду и чистые простыни, быстро! — распорядился он, повернувшись к присутствовавшим.
Одна из женщин, стоявших у порога, тотчас вышла из комнаты.
— Так говорите, схватки начались более часа назад? — спросил врач, обратившись уже к Ревекке.
— Да, примерно так, — быстро ответила Ревекка. — Я могу помогать, я уже один раз присутствовала при родах.
— Хорошо, останься, — с небольшим сомнением в голосе ответил Ковальский. — Остальных я прошу выйти из комнаты. И побыстрее!
Голос врача вдруг стал жестким. Казалось, он уже не просто распоряжался, а отдавал приказы.
— Михаэль… — еле слышно позвала Ада. — Михаэль, останься, прошу тебя. Я… Мне больно, Михаэль…
Михаэль вопросительно взглянул на пана Ковальского. Тот, секунду подумав, неохотно кивнул. Михаэль подошел к изголовью кровати, опустился на колени и взял Аду за руку. Его жена, пытаясь перебороть боль, смотрела перед собой ничего не видящим взглядом. Боль приносила невыносимые страдания. Ада как будто полностью растворилась в ней, не чувствуя кроме этой боли ничего больше. Ей было страшно. Казалось, что боль уже никогда не прекратится, не исчезнет и не покинет ее тело. Ноги и руки не слушались, стали ватными. Перед глазами было все как в тумане. Звуки вокруг то и дело отодвигались куда-то, внезапно становясь еле слышными. Громко стучало лишь сердце в груди, как будто надрывно сообщая о том, что ему тоже больно.
Пан Ковальский, подойдя к изголовью кровати, стал поспешно объяснять Аде, что нужно делать. Сил отвечать не было, и Ада только едва заметно кивала.
Следующие полчаса длились для нее нестерпимо долго, она их почти не помнила. Сдерживать крик не получалось. Пальцы что есть силы сжимали промокшие одеяла. Врач постоянно говорил с нею, иногда мягко, иногда требовательно. Он то упрашивал ее, как ребенка, то, казалось, корил, как того же ребенка, только в чем-то перед ним провинившегося. Ковальский все время твердил, чтобы она старалась. И она старалась. Изо всех сил.
— Михаэль! Михаэль! — вдруг снова еле слышно позвала Ада.
— Да, родная моя, я здесь, я держу тебя за руку. Потерпи, осталось совсем немного. Потерпи еще чуть-чуть. Увидишь, все кончится хорошо.
— Михаэль… — тихо шептала Ада. — Обещай мне, Михаэль…
— Ада, милая, ну постарайся, ну потерпи, — Михаэль нежно гладил голову жены, изо всех сил пытаясь сделать ее страдания не столь мучительными. — Я выполню любое твое желание, ты же знаешь.
— Это девочка, Михаэль. Это девочка. Обещай, что назовешь ее Сарой. Слышишь, милый? Пообещай мне это.
— Да что такое ты говоришь, Ада? — у Михаэля защемило сердце. — Что такое ты говоришь? Мне все равно, девочка это или мальчик. Кто бы ни появился у нас с тобой, мы дадим малышу имя вместе.
— Нет… — Ада ненадолго замолчала. — Я… Я чувствую, что… И знаю… Это девочка, Михаэль. Пообещай мне, любимый. Я хочу, чтобы ты пообещал мне это. Ты назовешь ее Сарой?
— Обещаю, Ада, — в глазах Михаэля сверкнули слезы. — Обещаю назвать ее Сарой. Обещаю назвать нашу девочку Сарой. Ты только держись, слышишь? Ты потерпи, ты только продержись еще немного, осталось совсем чуть-чуть.
Ада снова закричала от боли и напряжения.
— Головка показалась, Ада, старайтесь! Уже почти все закончилось, — громко и почему-то очень встревоженно сказал врач.
