Джулиан понял всю силу печатного слова. Также он впервые понял, что не только ум возвышал его над всеми остальными. Он умел понимать людские души. Джип заскользил по дороге всего один раз, когда он свернул за угол к Поплар-драйв.
Скотт проверил состояние акций «Кодеско»: семь девяносто пять. На восемь центов меньше. Сто пятьдесят тысяч помножим на восемь – будет сто двадцать тысяч долларов. Он отправился на обед.
По дороге он сделал небольшой крюк, около двадцати миль, чтобы заехать в ближайший салон «порше». У них был всего один «бокстер» – синего цвета. Он взял его, чтобы совершить пробную поездку. Вжик. Когда он несся по дороге, по радио вдруг заиграла песня «Born to Be Wild».[35] Как будто бы люди из автосалона «порше» и ребята с радиостанции были в сговоре. Скотт рассмеялся.
– Head out on the highway looking for adventure,[36] – громко распевал он.
– Лучше, чем секс? – спросил продавец, когда он вернулся в салон. Скорее всего, он говорил эту фразу всем покупателям мужского пола, но у Скотта не было настроения делиться с ним впечатлениями. Он был в прекрасном расположении духа. Ему казалось, что он больше неподвластен силе притяжения. Впервые за все эти годы он дышал полной грудью.
– А нет ли у вас такого же, только серебристого цвета? – спросил Скотт. Даже его голос звучал глубже и сильнее.
– Самый лучший цвет. Устроим, – ответил продавец.
Они вошли в салон и сели за стол. Продавец начал обзванивать другие салоны, выясняя, нет ли у них этой машины нужного цвета. Скотт рассматривал рекламные буклеты. Крупные снежинки падали за окном. На стене в его кабинете висела очень красивая снежинка, вырезанная Руби из бумаги. Он улыбнулся. У него зазвонил мобильник.
– Скотт?
– Да, привет, Микки. Угадай, где я?
– Это просто. Ты в жопе, так же как и я.
– Что это значит? – спросил Скотт.
Продавец, сидевший напротив него, жестами показывал, что машина найдена.
– Ты не почесался проверить данные с фондовой биржи? – сказал Гудукас.
– Конечно же, я проверял. Полчаса назад они стоили меньше восьми.
– Сейчас они двенадцать с четвертью.
Двенадцать с четвертью. Он не понимал ни слова. Должно быть, неверно расслышал.
– Что ты сказал?
– Двенадцать сорок в данный момент.
– Черт возьми! Да о чем ты говоришь?
– Они взлетают, как ракета в этот долбаный День независимости! Вот о чем я говорю.
– Но они ведь были на семи девяноста пяти. Я приподнялся на сто двадцать тысяч.
– Ты опустился, опустился на пятьсот сорок штук. По меньшей мере. Я, конечно, оказался в большем дерьме, но…
– Что случилось? Что за цифры ты называешь?
– …тебе придется выплатить по меньшей мере двести штук.
– Почему? За что?
– Чтобы покрыть. Стандартная процедура. У тебя есть десять минут. Или ты можешь ликвидировать свою позицию прямо сейчас. Именно это я и рекомендую тебе сделать. Я именно этим сейчас и занят.
– Ликвидировать?
– Продать акции. Давай, Скотти, думай скорее.
– И все потерять?
– Это не все.
– О чем ты говоришь?
– О бесконечном риске. Скажем, они поднимутся до двадцати, тридцати, девяноста. Такое иногда случается. А акции по-прежнему будут востребованы. Это означает, что мы потеряем все.
– Но они же падают.
Тут ему вспомнились слова Тома: «А что, если они вырастут до восемнадцати»?
– Ты же говорил, что они падают?
– Но только не сегодня. «Кодеско» выпустил пресс-релиз пятнадцать минут назад. Этот чертов алгоритм все-таки сработал. Они подписывают контракт с правительством Японии на несколько миллиардов.
– А как же венчурные капиталисты?
– А при чем здесь они?
– Они разве не собираются избавляться от своих акций?
– А черт их знает.
– Ты же с ними разговаривал, и именно ты сказал, что они падают.
Скотт встал из-за стола. Продавец все еще разговаривал по телефону. Он смотрел на него, держа в руках карандаш.
– У тебя есть десять минут. Мой босс говорит, чтобы ты постарался остановиться хотя бы на трехстах тысячах.
Скотт стоял посреди салона, держа мобильник в руках. Мог ли он представить себе такое? Может, у него что-то с головой? Может, его хватил удар? Пожалуй, что да. Он был парализован, даже малейшее дуновение ветра могло сбить его с ног.
– Вы сможете забрать его в понедельник утром, мистер Гарднер, – сказал продавец. – Но мне потребуется задаток, скажем, пять тысяч.
Скотт вышел из салона, сел в «триумф». В салоне было холодно, к тому же, когда он открыл дверь, налетел снег. Он попытался набрать номер и увидел, что все еще держит в руках брошюру о «бокстере». Единственный выход – это заложить дом. Акции падали. Это был всплеск конъюнктуры. Как он сообщит об этом семье? Он просто понятия не имел. Слова польются из него потоком, а Линда во всем разберется. Он позвонил ей на работу. Ее не было на месте. На мобильник. Она не ответила. Дома услышал автоответчик. Но он знал, что Линда и Джулиан там.
«Возьми трубку, ответь», – заклинал он.
Что же делать? Позвонить Тому? Нет, это невозможно. Маме? Ужасная мысль, но больше ничего не оставалось. Даже если она согласится, то это произойдет не сразу. Ему нужно было время.
Скотт позвонил Гудукасу. Он ожидал услышать шум в брокерской конторе, но там было тихо.
– Микки, мне нужно…
– Слишком поздно. Они уже по четырнадцать. Мы все ликвидировали.
– Вы продали мои акции?
– Нам нужно было покрыть расходы.
– Мои пятьсот тысяч?
– Обычное дело.
– У меня их нет?
– Ты еще должен брокерской конторе. Все произошло так быстро, что мы смогли продать твои акции, только когда цена уже выросла до тринадцати семидесяти пяти. Что-то около двухсот тысяч.
– Ты хочешь сказать, что я потерял пятьсот тысяч, и вы хотите, чтобы я выплатил еще двести?
Скотт говорил очень медленно, растягивая слова. Может, его и правда хватил удар.
– Чуть больше или чуть меньше.
– Ты дрянь!
– Ты хочешь услышать от меня, что я об этом сожалею? Думаешь, я верну тебе деньги? Слушай, парниша, я сам потерял до хрена.
– И что?
– Пошел в жопу! – сказал Гудукас.
