— Знал бы, сколько людей мечтают даже не пообедать, а просто посидеть со мной за одним столом, а он — не голоден!
Он еще раз улыбнулся, и от этой улыбки Кастету стало не по себе.
— Спасибо, — сказал Леха, сел на крайчик стула и подвинул к себе тарелку с чем-то необычайно аппетитным на вид и пахнувшим так, что у Кастета не было слов, чтобы описать щекочущий его ноздри аромат.
— Ты кушай, кушай, — сказал мужчина, — а я пока на тебя посмотрю, да и ты на меня. Может, когда еще доведется встретиться.
Мужчина откинулся на спинку стула и закурил дорогую, вкусно пахнущую сигарету.
— Не помешает? — вежливо спросил он.
— Нет, нет, что вы, — совсем смешался Кастет.
С каждой минутой он чувствовал себя все более неуютно — он не знал как себя вести, что говорить, он не контролировал ситуацию, а такого быть не должно, ни на ринге, ни в бою, ни в жизни — этот урок Кастет выучил твердо! Поэтому он с преувеличенным аппетитом принялся за неведомое блюдо, краем глаза изучая своего собеседника.
Мужчина напротив был немолод и, что называется, терт жизнью, он был опытен каким-то ужасным, кровавым опытом жизни и излучал уверенность, от которой Кастету стало не по себе. Случалось ему несколько раз выходить на ринг против соперника, от которого исходила такая же непреломимая уверенность в себе, и эти бои Кастет проигрывал, хотя был совсем не плохим бойцом.
— Ну, что, покушал, посмотрел, теперь — поговорим.
Кастет отложил вилку.
— Слышал — уходить ты от нас собрался, — даже не спросил, а как бы утвердил мужчина. Кастет кивнул.
— И чем же мы тебе не глянулись? Может, денег мало, так ты скажи, знаю, жена молодая — ей цацки всякие нужны, баба, понятное дело, дите опять же растет малое, ему питание там детское надо, памперсы- ползунки всякие, все денег стоит, я понимаю, так что скажи — сколько получать хочешь?
Кастет пожал плечами:
— Не в деньгах дело.
— А в чем? Ты скажи, в чем? Мне это знать надо, — мужчина даже подался вперед, — я, понимаешь, хочу, чтобы меня хорошие люди окружали, чтобы не продали меня за бабки эти сраные, ты вот, знаю, — не продашь, а все-таки уходишь. Почему?
Кастет опять пожал плечами:
— Не знаю, не могу сказать, не мастак я говорить и слов нужных не знаю. Плохо мне у вас, страшно.
— Тебе страшно?! Ты ж войну прошел, людей убивал, и тебя убить могли, ранен вот был — знаю, чего здесь-то бояться?! Опять же боксером, говорят, знатным был, чемпионом…
Кастет кивнул.
— Два раза чемпионом Вооруженных сил, пять раз — призером Союза, и так по мелочи еще было — кубки там всякие, грамоты… — своим спортивным прошлым Кастет гордился, — там все не так было, честно. Я — сильнее, значит, я выигрываю…
— Так ведь и у нас все честно, — оживился собеседник. — Сегодня я сильнее и я город держу, а что завтра будет — посмотрим.
— Нет, не так это все, — Леха стукнул себя кулаком по колену, — ну, не могу я объяснить!
— Ладно, понял я тебя. Иди, Леша Костюков, живи своей жизнью, как умеешь, так и живи, если плохо будет — приходи, приму, помогу, чем смогу, только не придешь ты, вот чего жаль… Хотел я посмотреть, что ты за мужик, не продашь ли, не ссучишься. Вижу — не продашь, потому — иди. А если б гниль в тебе была, — мужчина улыбнулся своей мертвой улыбкой, показав два ряда золотых зубов, — тогда бы другая дорожка тебе корячилась, братва уже бушлат деревянный хотела заказывать, да я отговорил, поглядеть на тебя вздумал. Так что удачный у тебя сегодня день, а я вроде как крестный тебе — считай, жизнь сохранил. Все, Кастет, иди, а я кушать буду и о жизни правильной думать.
Мужчина наклонил голову, то ли прощаясь, то ли высматривая в тарелке кусок полакомей…
Кастет закурил сигарету, последнюю в пачке, встал, подошел к распахнутому настежь окну. Внизу по мокрому асфальту шелестели шинами блестящие от дождя и оттого особенно нарядные машины, большей частью — иномарки.
Кастет вздохнул — купить тачку, хоть плохонькую, да свою, было его давней мечтой.
После несложившейся карьеры бандита-охранника его армейские дружки-приятели пристроили Кастета в фирму «Суперавто», одну из множества мелких фирмочек, возникших на развалинах советского колосса — «Совтрансавто». Леха стал обладателем донельзя разбитого российскими дорогами «КамАЗа», на восстановление которого ушли остатки бандитских денег, отложенных им на покупку хоть какого-нибудь жилья. Потому что с хохлушкой Алесей, бывшей к тому же его законной супругой, Кастет не жил уже около года, с того самого дня, когда заявил ей о своем намерении уйти из бандитского агентства «Скипетр».
— Ты — неудачник, — сказала тогда Алеся, — неудачником был, неудачником и помрешь. Ты ж ничего не можешь, только морды бить, куда теперь пойдешь, вышибалой в кабак какой-нибудь? Так там те же бандюги, только бабок пожиже будет и помыкать тобой будут все кому не лень, начиная с последней шлюхи, а что, может, тебя к шлюхам и тянет, кобель драный?! Так вали отсюда, освобождай жилплощадь, я уж как-нибудь без тебя, кобеля, с дитем проживу, не помру с голоду.
По правде говоря, жилплощадь эта, а вернее квартира, была Лехина. И не просто квартира, в которой он жил. Здесь он родился, здесь родился и умер его отец, его дед с бабкой пережили в ней блокаду. А Алеся приехала в Ленинград в шестнадцать лет. Особым интеллектом она не отличалась, но благодаря провинциальной настырности, щекастой смазливой мордахе, выдающемуся для девчонки ее лет бюсту, крупным подвижным ягодицам, а главное, редкой сексуальной сговорчивости и исключительному темпераменту она не только поступила в Петродворцовое реставрационное ПТУ, но и успешно переходила с курса на курс.
ПТУ было престижным, поступить туда было нелегко, закончить еще труднее, потому что большая часть выпускников, отработав положенный после училища срок, поступали в знаменитую Муху, так что ПТУ это было чем-то вроде кузницы будущих кадров для престижного вуза.
Хохлушка Алеся благополучно переходила с курса на курс, все свободное время посвящая поискам будущего мужа. Требование к потенциальному спутнику жизни было одно, но, как выяснилось, трудно выполнимое — чтобы будущий супруг имел ленинградскую прописку и нормальную жилплощадь.
Леха познакомился с ней на танцах, или, говоря по-модному, на дискотеке, которую устраивали каждое воскресенье в клубе училища. Собственно, он каждое воскресенье знакомился на дискотеке с какой-нибудь девушкой, но одни оказывались слишком неуступчивыми для его молодого здорового организма, абсолютно не склонного ждать первой брачной ночи, другие, наоборот, были откровенными потаскушками, охотно отправлявшимися в кусты после первого же танца.
Леха же в душе стремился к созданию крепкой советской семьи, и, стало быть, ему была нужна жена, соответствующая положению будущего офицера. Но время шло, уже и выпуск не за горами, а девушки, достойной его руки, сердца и члена, все не попадалось. Петродворец — городок небольшой, и на танцы приходили одни и те же кандидатки в офицерские жены, поэтому, когда появилась Алеся, общее внимание оказалось приковано к ней.
Братья-курсанты, зная Лехин нокаутирующий удар справа, остерегались вставать у него на пути, и новенькая сразу перешла в полную его собственность.
Непосредственная хохлушка сразу покорила Кастета веселым легким характером и огромным крепким бюстом.
— Почему ты лифчик не носишь? — спросил он ее как-то.
— А он мне нужен? — удивилась Алеся. А еще она покорила его счастливым визгом, которым она оглашала лесопосадки во время актов любви.
Сам же он покорил дивчину постоянной ленинградской пропиской и большой квартирой в центре города. Что же касается размеров члена, чему она всегда придавала большое значение, так видала и побольше и покрепче, но на привязи-то ее никто держать не будет и в питерской квартире закрывать на ключ не станет,
