Около пятиэтажного старинного дома на Малой Монетной остановился большой черный «Мерседес».
Три сидевшие у подъезда старухи прекратили обсуждать невысокие моральные качества Зинки из четырнадцатой квартиры и стали сверлить бдительными взглядами его тонированные стекла. Дверь «Мерседеса» плавно открылась, и из машины вышел импозантный джентльмен в светло-сером костюме и серых же замшевых туфлях. Оливковая шелковая рубашка хорошо гармонировала с галстуком цвета спины молодого крокодила, а волосы с проседью были аккуратно подстрижены и уложены в дорогом салоне.
Достав из кармана пиджака трубку, джентльмен набрал номер и приложил ее к уху, поглядывая на окна второго этажа. Его взгляд не укрылся от бдительных ревнительниц общественной и частной нравственности, и они забормотали:
- К Линке приехал.
- Не первый раз уже.
- Видать, рыжие нравятся.
- Приличный господин, не то что новые русские. Сразу видно - из бывших.
- Окстись, Петровна, какие бывшие! Ему и пятидесяти нет, а ты говоришь - бывшие…
Артур, а это был именно он, покосился на оживившихся с его прибытием старух и, выждав еще несколько гудков, убрал трубку в карман.
Пройдя мимо сотрудниц Отдела слухов и сплетен, умолкших с его приближением, он вошел в подъезд и стал неторопливо подниматься по широкой гулкой лестнице. Добравшись до площадки второго этажа, Артур замер на минуту, прислушиваясь к тишине, затем достал из внутреннего кармана пиджака массивный классический ключ, которым можно было убить не очень крупную собаку, и, вложив его в скважину, повернул. Старый, изготовленный еще на Путиловском заводе замок легко открылся, и, убрав ключ, сработанный специалистами невидимого фронта, Артур вошел в квартиру. Правую руку он при этом почему-то держал за пазухой.
Оказавшись в прихожей, он снова остановился и прислушался. В квартире царила полная тишина, и Артур, поискав рукой по стене, зажег свет и прошел на кухню.
Там он остановился, внимательно огляделся, затем слабо улыбнулся, увидев признаки полного отсутствия мужской руки в доме, затем вздохнул и, сняв пиджак, повесил его на спинку стула. Наполнив чайник, он поставил его на газ, а сам направился в комнату, устроился на диване и закурил, стряхивая пепел в чугунные литые сани-розвальни, стоявшие на журнальном столике.
Вот уже второй день Артур Воронцов искал Лину и не мог ее найти.
Желание увидеть ее происходило из двух весьма удаленных друг от друга источников. Одним из них было знакомое всем мужчинам чувство, описывать которое нет никакого резона, потому что это давно сделано великими поэтами и писателями.
Артур был влюблен в Лину.
Он хотел снова увидеть ее, взять ее узкую теплую руку с аккуратно остриженными овальными ногтями, никогда не знавшими маникюра, хотел посмотреть в ее серые, как гранит, глаза и почувствовать запах медно-рыжих кудрей, делавших голову Лины похожей на темно- оранжевый одуванчик. Если бы Артур мог, то написал бы сонет или песню, но, к счастью, он был начисто лишен поэтического дара, поэтому его желания и мечты не оседали бесполезно на бумаге и были направлены прямо на Лину, не превращаясь в хитросплетение рифм и запятых.
Другой причиной, заставлявшей Артура беспокоиться и искать Лину, был медальон. Тяжелый серебряный овал, открывающийся наподобие раковины, сам по себе немногого стоил, но за выцарапанным внутри него планом стояли реальное богатство и сомнительная слава.
Богатство обещали пятьдесят пять килограммов золота, чемодан драгоценностей, алмазы, старинные картины, считавшиеся пропавшими безвозвратно, а славу, которая совершенно не интересовала Артура, могли принести царские безделушки, которые и сами по себе стоили немало, но главное - считались историческим достоянием России, проданным большевиками на Запад и теперь бесполезно лежавшим где-то в тайном месте. Шестьдесят лет назад все эти сокровища, составлявшие часть воровского общака, были похищены и с тех пор не давали покоя и ворам, мечтавшим вернуть свое, и спецслужбам, знавшим о пропаже казны. Но ближе всего к тайне подобралась Контора, в которой служил Воронцов… Им удалось разузнать даже о медальоне, и комиссару было поручено найти бесценную безделушку.
Артур сидел на диване и задумчиво оглядывал гостиную.
Ему представлялось, как Лина, напевая, ходит по этой просторной комнате с высоким потолком, украшенным лепниной. Вот она подошла к стене и поправила покосившуюся картину, на которой был изображен рыцарь, положивший руку на массивный круп белого жеребца… Вот она поливает неопознаваемое растение, торчавшее из большого горшка, устроившегося в углу окна… Или разглаживает плавными движениями ладоней темную бархатную скатерть с бахромой…
На кухне засвистел чайник.
Артур вздрогнул, и видение пропало. Он усмехнулся и, воткнув в пепельницу окурок третьей сигареты, встал. Потянувшись, он еще раз оглядел комнату и направился на кухню. Кофе «Нескафе Голод», как называл его Артур, был обычной чернильной водичкой со слабым запахом жареных семечек, который, судя по рекламе, должен был считаться неподражаемым ароматом.
Насыпав в чашку две ложки легкого коричневого порошка и бросив туда же один маленький кусочек сахара, Артур налил кипятка и стал неторопливо размешивать кофе старинной мельхиоровой ложкой. Сделав первый глоток, он поморщился - кофе был еще слишком горячим.
Присев на подоконник, Артур выглянул на улицу и снова увидел старух, оживленно судачивших на скамейке. Теперь их было четверо, и у ног одной из них отиралась грязно-белая болонка с желтыми потеками под глазами, скрытыми нависающей шерстью.
- Одуванчики, - пробормотал Артур, - кто бы вас сдул…
Но тут ему в голову пришла правильная мысль, и он, соскочив с подоконника, добавил:
- Не сейчас.
Оставив кофе недопитым, он быстро вышел из квартиры и, заперев за собой дверь, резво сбежал по лестнице. Однако, выходя на улицу, он снова принял полный достоинства вид и, любезно улыбаясь, подошел к умолкнувшим с его появлением старухам.
- Добрый день, - слегка поклонившись, сказал он.
- Добрый, добрый, - настороженно ответила одна из старух.
- Я ищу одну девушку, - сказал Артур, доставая из кармана красивое бордовое удостоверение с гербом.
- Линку, что ли, со второго этажа?
- Совершенно верно, Акулину Голубицкую-Гессер, - кивнул Артур, убирая удостоверение, - вы ее знаете?
- А что она натворила? - с надеждой спросила старуха вместо ответа.
- О, совершенно ничего.
Артур обворожительно улыбнулся и, поддернув брюки, присел на край скамейки. Уставившись на старух, как будто они были мечтой всей его жизни, Воронцов сказал:
- Она ничего не натворила. Наоборот, госпожа Гессер показывает себя на службе с самой лучшей стороны, но вот уже второй день о ней ни слуху ни духу. И наше начальство начало беспокоиться.
- А она, значить, тоже в Комитете работает? - поинтересовалась хозяйка
