– Вот ты мне все расскажешь, потом я тебя оттарабаню во все дыры, а потом... А потом – посмотрим. Но обещаю тебе: то, что будет потом, не понравится тебе еще больше.
Он повернулся к Лизе спиной и, подойдя к столу, закурил.
Глубоко затянувшись, он снова подошел к Лизе и выпустил дым ей в лицо.
– И ведь как ты, сука, ко мне подъехала! – он усмехнулся. – А я и рад, перья распустил...
Самоедов взял стоявший у стенки стул, поставил его спинкой вперед напротив Лизы и уселся на стул верхом. Положив руки на спинку, он оперся на них подбородком и задумался.
Он хотел выяснить, что полезного Лиза может рассказать о Романе и вообще чем все это пахнет. И для этого он был готов на все, и ему было интересно узнать, что же он услышит, когда заставит эту красивую суку говорить. А в том, что он сможет развязать ей язык, он не сомневался ни секунды.
– Ну что же, – сказал Самоедов, решившись наконец начать допрос, – время пришло. Я не буду тебя ни о чем спрашивать, потому что ты сама прекрасно знаешь, что меня интересует. А для того, чтобы ты начала рассказывать об интересующих меня вещах, я сам расскажу тебе, что буду делать для того, чтобы ты стала разговорчивой.
– Дай сигарету, жаба, – сказала Лиза, презрительно глядя на Самоедова.
Он удивленно поднял брови и, улыбнувшись, заметил:
– А как же «вы», а как же «сударь» и прочее?
– Обойдешься.
– Что ж... Это упрощает дело. Пытать женщину из высшего общества, может быть, и занятно, но такую... Такую – проще. А сигарету я, конечно же, дам.
Он достал из кармана сигареты, прикурил одну и сунул в губы Лизы огоньком вперед. Лиза дернулась и отвернулась, насколько позволял скотч, обмотанный вокруг ее шеи.
– Ах, простите, ошибся! – воскликнул Самоедов, перевернул сигарету и вставил ее Лизе в рот. – Я вас не обжег?
Она презрительно посмотрела на него и глубоко затянулась.
Пока Лиза курила, пепел падал ей на ноги, и Самоедов следил за тем, как серые невесомые комочки скатывались на ее гладкие бедра, едва прикрытые и без того короткой, а теперь, после возни с привязыванием к креслу, высоко задранной белой юбкой.
Докурив сигарету до самого фильтра, Лиза выплюнула окурок, и Самоедов, проследив за тем, как он закатился под стол, сказал:
– Это тебе не идет. Впрочем, скоро тебе мало что пойдет.
И вдруг, подавшись к ней, заорал:
– Ты что, курва, о себе думаешь? Сука!
И, так же неожиданно успокоившись, усмехнулся и сказал:
– Посмотри на свои гладкие ухоженные ногти. Я вырву их плоскогубцами, и ты будешь всю оставшуюся жизнь прятать свои изящные пальчики. Это, конечно, если они успеют зажить до того, как ты превратишься в холодное гнилое мясо. А еще...
Он посмотрел на ее грудь.
– А еще я возьму кусачки и откушу твои соски. Твои прекрасные крупные и твердые соски. Как, нравится?
– Нет, не очень. А ты сам собираешься делать это? Не стошнит?
– Не стошнит. А если стошнит, то позову кое-кого из своих... сотрудников. Некоторые любят такое.
– А самому, значит, слабо, – разочарованно протянула Лиза.
– Ну и слабо, – согласился Самоедов. – Только для тебя от этого ничего не меняется. А еще... Ты знаешь, что значит – осквернить рану?
– Пока не знаю, хотя слышала это выражение.
– Так я тебе расскажу, – кивнул Самоедов и, достав сигареты, закурил. – Это когда грязный бандит всаживает тебе в бок нож, а потом, вынув его, начинает трахать тебя в эту дырку. В горяченькую и мокренькую. Сечешь?
– Ага. Так меня еще не трахали.
– Могу устроить.
– А что еще можешь, кроме этого?
– Я много чего могу. Но в первую очередь тебя будут трахать до тех пор, пока у тебя матка через рот не вылезет. Это – точно.
– Так меня тоже еще не трахали.
– Уверяю тебя, это не так приятно даже для нимфоманки. Первые несколько часов ты, может быть, еще сможешь получать удовольствие. Но потом начнется кое-что другое. А часиков через тридцать... Ну, сама увидишь.
Лиза посмотрела на Самоедова и сказала:
– Дай еще сигарету.
– Да сколько угодно! – ответил он и вставил ей в губы прикуренную сигарету, но на этот раз уже без фокусов.
Прищурившись от дыма, попавшего в глаз, Лиза задрала голову, выпустила дым в потолок и спросила:
– Хорошо. А если я расскажу тебе все, что тогда? Ты меня отпустишь?
– Не знаю. А что – ты уже готова рассказать? А как же партизанская твердость, а как же это, как его... «умираю, но не сдаюсь»?
– Ты знаешь, Самоедов, – Лиза впервые назвала его так, – все бы ничего, но вот соски... Понимаешь, я очень люблю ходить в футболке и без лифчика. И чтобы соски торчали. Понимаешь?
– Понимаю, – ответил Самоедов и уставился на ее соски, – очень даже понимаю. И одобряю.
– Но то, что я скажу, изменит твои планы, очень сильно изменит.
– О-о-о... Я слышу в твоих словах угрозу, – улыбнулся Самоедов. – Это уже интересно. Ты хоть понимаешь, что сейчас ты, как говорят злодеи в кино, в моих руках?
– Конечно, понимаю. А ты понимаешь, что в твоих руках может оказаться ядовитая змея или, например, граната с выдернутой чекой!
– Ого! Это как понимать?
– Сейчас поймешь. Ты хотел узнать все? Сейчас узнаешь. Принеси пива.
– Что-о? А устриц тебе не хочется?
– Сейчас – нет. Давай шевелись. Ты хотел разговора – ты его получишь. Считай, что ты меня уговорил. Или – испугал. Это как тебе больше нравится.
Самоедов изумленно покрутил головой, но обернулся к двери и крикнул:
– Фантомас!
Дверь открылась, и на пороге показался человек, полностью соответствовавший этому прозвищу. У него не было ни прически, ни бровей, ни ресниц, и если бы его выкрасили в зеленый цвет, он стал бы вылитым Фантомасом, но раза в два помощнее.
– Принеси пива.
Фатомас молча кивнул и ушел.
– Освободи мне руки, – потребовала Лиза.
– А больше ты ничего не хочешь? – ехидно поинтересовался Самоедов.
– Ты что – боишься меня? У тебя же тут полный дом вооруженных бандитов, а я – всего лишь слабая женщина.
– Знаем мы таких слабых женщин, – недовольно пробурчал Самоедов, но все же взял из канцелярского набора, стоявшего на офисном столе, небольшой ножичек и разрезал скотч на руках Лизы.
С треском отодрав руку от кресла, она немедленно всунула палец в ухо и стала яростно чесать его. При этом она бормотала:
– Ни хрена-то ты не понимаешь в пытках. Все тебе – щипцы, мясо, ногти... Вот китайцы – молодцы. Таракана в ухо, и все дела. А ты – мясник, вот ты кто.
Самоедов с удивлением и интересом уставился на Лизу, чувствуя, что она все-таки нравится ему. В это время за его спиной открылась дверь, и прозвучал хриплый голос Фантомаса: