– Живы, боярин. На луга выгнали.
– Творог сварили?
– Да, свеженький в избушке. Отведать не желаете ли?
– Как-нибудь потом. Иди, занимайся делом.
И, провожая удаляющегося скотника, сказал:
– Повезло мне с работником. Заботливый донельзя, а уж как любит коровушек, слов нет. Пастухам нет от него житья. Проверяет, как пасут, ругается, если застает своих коров на избитой траве. Не ленится подкашивать для них зеленый корм. Подсаливает траву. Приказывает запаривать корма, рубить тяпкой – только бы поднимался надой. Коровы у меня здоровые, упитанные. Хочешь посмотреть? Они сейчас на лугах, в пойме Клязьмы пасутся.
Только этого ему не хватало, чтобы из-за коров куда-то к черту на куличи тащиться! Андрей отказался.
Федор повел его к свинарнику, потом курятнику, стал показывать помещения, где содержались овцы и козы.
– А вон там, на берегу Клязьмы, я поставил сараи, где содержатся гуси и утки. Выйдешь к речке, а там такая благодать: плавает живность, нагуливает жир. Завел лебедей, но пока их мало…
На обратном пути завернули в мастерские, в которых женщины сучили пряжу изо льна и конопли, на больших станах изготовляли полотна ткани.
– По домам мужики и бабы шьют одежду и обувь, плетут лапти. Все для себя производим в своем хозяйстве. Ни в чем привозном не нуждаемся. Годами можно не ездить в Суздаль или Ростов. А Киев нам совершенно не нужен!
Андрей слушал и молчал. Увиденное радовало его и в то же время тревожило. Радовало потому, что видел он, как в тишине и спокойствии растет благосостояние Суздальской земли. Не то что Южная Русь, которая разорялась феодальными смутами и половецкими набегами. Богател не только боярский род Кучковичей; заметно приращивало могущество все суздальское боярство, год от года лучше жили простые жители. А беспокоило его настроение в боярской среде, о чем не раз говорили в окружении отца. Бояре в своих имениях имели воинские отряды, охранников, сборщиков дани и управителей имений, свой суд, их владения пользовались особыми правами и были неприкосновенны для княжеской власти во многих сторонах жизни. Это были маленькие, крошечные государства в государстве. Вся Русь представляла собой совокупность нескольких тысяч таких мелких и крупных княжеских, боярских и монастырских вотчин, которые жили самостоятельной жизнью, мало сцепленные друг с другом и в известной мере свободные от контроля центральной власти. Каждый боярский двор был столицей такой маленькой державы.
Конечно, Андрей еще не оценивал так определенно и ясно боярскую вотчину и ее опасную роль в усиливающейся от десятилетия к десятилетию раздробленности Руси – к этому он придет позднее. Но уже сейчас его раздражала самоуверенность Федора Кучки, его самонадеянность и желание выпятить свое богатство и противопоставить Суздалю и Киеву. Он пытался подавить досаду и недовольство, накапливавшееся в груди, но тщетно. Наконец не выдержал, прервал Федора:
– Хорошо, я увидел главное, остальное потом поглядим. Вернемся в терем, а то жарко становится.
Действительно, июльский день разыгрывался не на шутку. На небе ни облачка, солнце палило изо всех сил, надоедало тугое гудение мух и слепней, одолевавших возле скотных дворов с навозными кучами.
– Хватит так хватит, – охотно согласился Федор. – Пойдем холодненького пивка из погреба попьем. Лещи вяленые висят в сарае, жирок с них течет, пальчики оближешь!
Федор мимолетно взглянул на Андрея, глаза его при этом как-то странно блеснули, спросил:
– Жениться не собираешься?
– Что ты! Я еще ни с одной девушкой толком не дружил.
– А я вот надумал. Даже самому не верится: скоро буду женатым человеком!
Он вздохнул и стал смотреть вдаль невидящим взглядом. Потом заговорил, как бы беседуя сам с собой:
– Важное дело затеваю, надо посоветоваться, да не с кем. Отца с матерью нет, а другим – кому я нужен?
– Мне. Мне нужен, – сказал Андрей. – Мы с тобой друзья с детства.
– Да. Но ты моложе меня. Еще больший несмышленыш, чем я.
– Тогда к моему отцу обратись, он тебя воспитывал с малолетства.
– Советы князя я всегда ценил, – как-то неопределенно проговорил Федор и замолчал, о чем-то думая. Андрей догадывался о чем: отец Федора был когда-то казнен по приказу Юрия Долгорукого, и хотя князь много сил и забот положил на воспитание его детей, все равно такое не могло забыться совсем…
– А кто невеста? – спросил Андрей, чтобы прервать затянувшееся неловкое молчание.
Федор встряхнулся, ответил:
– Про боярыню Ефимию слышал? Соседкой мне приходится. Ее владения по ту сторону Клязьмы раскинуты.
– Еще бы не слышать! Богатейшая боярыня, от нее чуть ли не самая большая дань в отцовскую казну поступает!
– Вот! Представляешь, когда женюсь на ней, какие земли присоединю к своим!
– Но ведь она намного старше тебя. Ей, наверно, под сорок!
– Ну и что? Женщина она что надо, как говорят, в соку. Да и не столь важно, сколько ей лет. Главное, такие земли перейдут в мои владения! Я буду самым богатым человеком в княжестве! Не считая самого князя, конечно.
– Погоди, погоди, – начал вспоминать Андрей, – но ты, я слышал, давно встречаешься с купеческой дочкой Анастасией. Как же она?
– А что – она?
– Ну, как вы с ней расстанетесь?
– Да очень просто. Скажу, что собираюсь жениться.
– И все?
– А чего же еще?
– Я думал – любовь… Да и потом – жить с нелюбимой. Это ничего?
– А стерпится – слюбится, как говорят в народе. Разве мало случаев, когда родители женят детей не по любви, а ведь живут! И неплохие семьи получаются. У меня тоже не хуже будет. Зато с большим достатком!
Когда подходили к терему, из двери выскочила девушка. Взметнув подолом, хотела убежать, но Андрей остановил ее:
– Улита, ты?
Да, это была она. Все та же резкая, порывистая, но изменившаяся, заметно выросшая; это был уже не тот подросток, каким он знал ее два года назад.
Улита отчужденно взглянула на него, потом глаза ее потеплели.
– Андрей, – протянула она удивленно. – А я тебя не признала. Ты стал такой большой!
– Ты тоже вытянулась… И похорошела.
Улита слегка смутилась, ее щеки покрыл румянец. Она была красива. Окружающие говорили, что красотой она пошла в отца, покойного Степана Кучку: большие, чуть навыкате, выразительные глаза, нос вздернутый, ротик маленький, а от лица веяло высокомерием, хотя она и говорила с Андреем тепло и дружески.
– Ты куда идешь? – спросил он ее.
– На речку. Жара такая! Искупаться хочу.
Андрею вмиг расхотелось пить пиво.
– Можно мне с тобой?
– Жалко, что ли?
Он обернулся к Федору:
– Может, и ты с нами?
– Что я – маленький?
– Ну как хочешь.
