– Ну ладно, потерплю. Но я другого опасаюсь.
– Чего?
– Побоятся нас пустить.
– Это отчего?
– Воевода прознает, представляешь, как им попадет?
– Ничего! Ради денег рискнут. Заплатим побольше, не устоят.
– А отец много денег нам дал?
– Прилично. И резаны есть, и ногаты, куны и даже две гривны.
– Так мы с тобой богачи! – пошутил Немир.
– Пол-Гнездова можем купить! – поддержал шутку брата Вольник.
Они весело рассмеялись.
Вдруг Вольник посерьезнел. Спросил:
– А как сможем увидеть сбор пошлины? Ведь там такие высокие борта у кораблей?
Немир некоторое время озадаченно смотрел на него, потом согласился:
– Да, не разглядеть...
Оба подавленно молчали.
– Надо что-то придумать еще, – наконец произнес Вольник.
– Надо, – согласился Немир.
В этот день им в голову так ничего путного не пришло.
На следующее утро Вольник растолкал Немира:
– Есть мыслишка! Только проснулся, как сама пришла!
– О чем ты? – продирая глаза, недовольно пробурчал Немир.
– Как о чем? Как воеводу со сбором пошлины поймать!
– А-а-а... Ну, рассказывай.
– Да и рассказывать нечего. Пусть он спокойно занимается своим делом, мы мешать не будем, тем более подглядывать. Как свезет собранный товар в свой терем, я от имени князя потребую передать его мне, чтобы отвезти в Новгород. Скажу, что отец так повелел. Мы его заберем, подсчитаем, а потом отправимся к купцам и снова переберем весь товар. Вычислить с него положенную десятину не составит большого труда. Потом сравним с тем, что забрал воевода, и все встанет на свои места: обманывает он казну или поступает честно.
– Как это ты здорово придумал, брат! Я даже не ожидал от тебя.
– А ты считаешь меня совсем глупым?
– А то!
– Вот как! Я вот тебя!
Они стали шутливо тузить друг друга.
Ждать пришлось недолго. К концу второго дня к воеводскому терему с пристани подъехала телега, груженная различным товаром. Все перенесли в горницу. Тотчас туда вошли братья. Воевода встретил их недоумевающим взглядом:
– Что-то срочное?
– Да нет, Ставр, – довольно небрежно проговорил Вольник. – Я не сказал тебе вначале, но отец прислал меня еще с одним поручением: забрать пошлину с товара купцов.
– Я сам отвезу положенную часть, – недовольно произнес воевода.
– Князем приказано забрать все. Так что вели своим людям мешки переместить в нашу горницу.
Ставр пожал плечами, кивнул слугам:
– Выполняйте приказание!
Наутро Вольник вызвал к себе сотского Оляпку с воинами, и они отправились на пристань. Там от имени новгородского князя он приказал купцам приготовить товары для досмотра. Никто не смел возражать. Были пересчитано и на вощеных дощечках старинным славянским письмом – рунами записано, сколько и чего вез каждый купец. Когда Вольник свел все сведения воедино и сравнил с тем, что получил от воеводы, то не удержался, воскликнул в крайнем негодовании:
– Вот до чего подлец заворовался! Только половину положенного собирался отправить князю новгородскому!
Все молчали, пораженные его словами.
Наконец Немир спросил:
– Как же будем поступать, брат?
– Очень просто! – вскочил со скамейки Вольник и заходил по горнице. – Прикажу немедленно заковать вороватого воеводу в железо и отправить под надежной охраной в Новгород! Пусть князь с ним разбирается лично!
– Но отец не давал нам права арестовывать воеводу, – слабо возразил Немир.
– Он приказал нам разобраться в этом деле, и мы разобрались! А последнее слово пусть скажет князь!
Всей толпой ворвались в горницу воеводы. Ставр сидел за столом и перекусывал. От такого наглого вторжения он только удивленно откинулся назад и широко открытыми глазами смотрел на вошедших.
– Воевода Ставр! – срывающимся юношеским голосом проговорил Вольник. – От имени новгородского князя Гостомысла за сокрытие половины доходов от пошлины на торговлю я арестую тебя и под охраной отправляю в Новгород, где будешь подвергнут княжескому суду!
– Я ничего не крал и не скрывал! – с негодованием произнес Ставр, вставая во весь рост. – Ты возводишь на меня клевету, княжич!
– Все проверено и доказано! – не терпящим возражения тоном продолжал Вольник и обратился к сотскому:
– Приказываю немедленно заковать воеводу в железо и держать под самой строжайшей охраной!
Воевода Ставр, обладавшей недюжинной силой, раскидал кинувшихся на него воинов и громко крикнул Вольнику:
– Остановись, княжич, пока не поздно! Не позорь честного человека!
– Вяжите его! – истерично выкрикнул Вольник.
Внезапно Ставр сник, сел на скамью и дал себя связать.
– Отведите его в поруб! А ты, десятник, головой отвечаешь за то, чтобы он не сбежал!
В поруб – подвал без окон и с единственной дверью – сажали тогда преступников на время следствия. Воеводе был определен поруб в его собственном тереме. При выходе он взглянул на Вольника такими гневно-страдальческими глазами, что ему стало не по себе.
Братья вернулись в свою горницу. Вольника трясло. Он говорил, расхаживая по помещению:
– Невинной овечкой прикидывается, агнцем кротким... Как же! Наворовал, терем себе отгрохал, пиры закатывает! Наверно, ему манна небесная падает!.. И еще кто-то другой у него виноват, а он чист, как полевой родничок! Все они воры и шельмы, ни к кому у меня веры нет и не будет!
– Но, может, он и вправду здесь ни при чем? – слабо возразил Немир. За все время он ни во что не вмешивался, наблюдая расширенными от испуга глазами.
– Позаступайся! Ты – княжеский сын и должен стоять на страже его интересов всегда и везде! И не щадить никого! Иначе все наше государство разворуют! Ты понял это?
– Я понял. И все же...
– Думай, коль не глупый: куда же подевались такие богатства? В небо испарились? – Вольник прошелся по горнице, в изнеможении сел на скамью. – Воевода не дурак: быть возле колодца и не напиться!.. Ладно, давай перекусим, у меня в желудке подсасывает.
Они присели за стол и стали молча есть. В это время открылась дверь и в горницу вошла Томила. Из глубоких впадин смотрели на Вольника черные, сухие, исступленные глаза.
– Только не говори, что твой отец невиновен! – вскочив, быстро проговорил Вольник. – И твое вмешательство ничего не изменит! Личные отношения не могут стоять выше государственных!
– Да, отец мой невиновен, и ты должен освободить его, – глухим голосом произнесла Томила.
– Выходит, никто не воровал из собранной с купцов пошлины?
– Может, кто-то и позарился на княжеское добро, только не мой отец.
