автомобиля. Платонов караулил меня на лестницах и в переходах. Я не знаю, как он это устраивал, но дважды мы с ним одновременно подходили к лифту. К изумлению двух наших сотрудников, в лифт я входить отказалась. Платонов печально улыбнулся и уступил мне место, оставшись внизу. Я поднималась в кабине лифта с ребятами в полном молчании, так же, молча, они вышли на своем этаже. Конечно, они решили, что я рехнулась, ну, да мне до этого уже не было дела! Находиться с ним в одной кабинке я физически не могла!
Самое главное, что Платонов не пытался заговорить со мной. Он просто насмешливо смотрел мне вслед, и снисходительно улыбался.
Женька бурчала:
— Ну и пусть пялится. Тебя убудет от этого, что ли?
Я нервничала, и у меня все валилось из рук.
Больше всего меня злило поведение Михайлова. Вернее, его молчание. После той дикой сцены в его кабинете мы не сказали друг другу и пары слов.
А в пятницу начались звонки.
Телефон звонил с разной периодичностью, но достаточно часто, чтобы работать я не могла вовсе. Общим для всех звонков было то, что звонивший молчал.
Эдик, с его неистребимой вежливостью, снимал трубку, внимательно вслушивался и вежливо говорил:
— Перезвоните, вас не слышно.
Примерно после десятого звонка я не выдержала и сняла трубку, положив ее рядом с аппаратом. Эдик сочувственно посмотрел на мою, покрасневшую от гнева, физиономию, но промолчал.
Целый час нам удалось поработать, не отвлекаясь. Зато потом в дверь заглянула Анна Петровна:
— Не понимаю, что у вас с телефоном?! Никто не может к вам дозвониться…
Она увидела трубку и осеклась.
Следом за ней в комнату вошел Михайлов, с каким-то чертежом в руках. Он тоже увидел трубку, покосился на меня и ничего не сказал.
Он подошел к Эдику, оба они склонились над схемой.
Я положила трубку на рычаг, и в тот же миг раздался звонок.
Платонов насмешливо спросил:
— Соскучилась? Я тоже.
Я сглотнула и гневно спросила:
— Вам не приходит в голову, что вы мешаете не только мне?
Михайлов и Эдик изумленно глянули на меня.
Все это время я чувствовала непонятную вину перед Демидовым, старалась задобрить его кулинарными шедеврами и удивить, в общем-то, не очень свойственной мне сексуальной прытью.
Кончилось дело тем, что он спросил как-то:
— Лиза, ты в последнее время очень изменилась. Почему-то мне кажется, что у тебя завелись какие- то тайны. Или это Женя втягивает тебя в какие-то авантюры, на которые она мастерица! Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Я помотала головой.
Демидов вздохнул:
— Если бы я не знал тебя достаточно хорошо, решил бы, что ты завела любовника.
Я только пожала плечами и пообещала:
— Сдам проект, и давай закатимся с тобой куда-нибудь! Поедем к моим родителям, они рады будут ужасно!
Сергей сказал:
— Ты же знаешь, что я не люблю ездить в Крым.
Я легко согласилась:
— Хорошо, поедем, куда захочешь!
Обрадованный моей покладистостью, Демидов не спорил, и вечер прошел вполне мирно.
И в тот момент, когда я этого совсем не ожидала, обнаружилась роза на моем столе!
Только к вечеру мне кое-как удалось восстановить мир в семье. Точнее, к ночи. Надо сказать, что в постели нам с Сергеем всегда удавалось достичь настоящей гармонии. Если бы можно было никогда ее не покидать — наша семья могла бы считаться идеальной. Но, увы…
Сегодняшнее утро прошло относительно мирно.
Женька недовольно косилась в мою сторону, но молчала.
Около одиннадцати позвонил Демидов.
— Извини, пообедать с тобой не смогу. У начальницы сломалась машина, нужно отогнать ее на сервис.
Я пожала плечами, чего он, конечно, видеть не мог.
Неожиданно в его голосе я уловила незнакомые нотки:
— Не сердись, я постараюсь пораньше…
Я потрясенно посмотрела в Женькину сторону. Подруга покрутила пальцем у виска и пожала плечами. Моего мужа она терпеть не могла, впрочем, у них это было взаимно.
Женька считала его маменькиным сынком и лентяем, а Демидов Женьку недолюбливал за острый язык, бесцеремонность и за то, что мы с ней были так близки. Наверно, он ревновал меня к ней, просто не слишком хотел в этом признаваться.
Наша с Женькой дружба началась еще в школе. Это ее отец привел нас в институт писать заявление, мы обе успешно сдали экзамены и стали студентками. Сказать, что мы много времени проводили вместе — это ничего не сказать. Иногда мы не разлучались и на ночь, оставаясь то у нее, то у меня.
Естественно, с появлением в моей жизни Демидова, прежний порядок существовать не мог.
Михайлов, мой нынешний начальник, читал у нас лекции по 'Процессам и аппаратам', а лабораторные работы и практические занятия вел, в связи с большой занятостью профессора, аспирант кафедры, Сергей Демидов.
В Михайлова мы все тогда были отчаянно влюблены, что положительно сказывалось на результатах экзаменов по предмету. Он был элегантен, дорого и со вкусом одевался, имел здоровущий джип, лекции читал интересно — где же было бедной девушке устоять против всего этого великолепия?! Надо сказать, девчачьей влюбленностью он никогда не пользовался и в романах со студентками замечен не был. Мы с Женькой подрабатывали у него по НИСу и имели возможность ближе с ним познакомиться.
Мне кажется, Демидову он тоже нравился, во всяком случае, у него всегда были точно такие, как у научного руководителя, часы и телефоны, и он подражал ему даже в манере носить часы на правой руке.
На первом же практическом занятии мы с Женькой болтали о чем-то на последней парте, и, желая воззвать к нашей совести, а может, просто намереваясь вернуть внимание к теме занятия, аспирант спросил громко:
— Ведь что такое растворы?.. Вот вы, девушка на последней парте, что думаете по этому поводу?
Я поднялась в полный рост, громко и четко произнесла определение, недавно встреченное мной в курсе физхимии:
— Растворы — это микрогетерогенная система с молекулярной степенью дисперсности.
Эдик Векслер покраснел и начал строить мне какие-то рожи, но я ничего не поняла и отмахнулась. Позже выяснилось, что перед этим минут пятнадцать аспирант распинался про растворы, особо напирая на их гомогенность.
Аспирант растерялся:
— Вы в самом деле так думаете? Понимаете, в практических целях… Э….
Взгляд его спустился вниз и некоторое время он довольно бессмысленно созерцал рисунок на моих колготках, что совершенно не способствовало улучшению его мыслительных способностей.
