рассыпалась косметика. Михайлов мне просто помог собрать ее. Вот и все.
Демидов в бешенстве сощурил глаза:
— Ты права, я тебе совершенно не верю! Как будто я не знаю, что ты боготворишь своего Михайлова!
Я поднялась и спокойно сказала:
— Да. Боготворю. Но это не значит, что я с ним целовалась в машине, и тем более не значит, что он — мой любовник. И давай уже пойдем спать, устала ужасно.
Я осторожно обошла его, на ходу сняла браслет и гривну, вынула из ушей тяжелые серьги. Постояла под душем. Потом вытянулась на прохладных простынях, закрыла глаза. Передо мной мелькали лица и впечатления дня.
Демидов в спальню не пришел, улегся на диване в гостиной, и я подумала, что это в первый раз со времени моего замужества мы спим врозь. С этой мыслью я и уснула.
По воскресеньям мы всегда себе позволяем поспать подольше. Я подмерзла под утро, и по привычке хотела согреться около горячего, как печка, Демидова. К моему изумлению, рядом его не оказалось.
Я вспомнила о ночных событиях и загрустила. Перспектива объяснений с Демидовым меня серьезно пугала. Вообще по натуре я не люблю никакие объяснения, а тут я все-таки чувствовала какую-то свою вину.
Я вздохнула и вышла из спальни.
Демидов сидел в холле и держал в руках мою сумочку с оборванной цепочкой.
Он поднял ко мне лицо:
— Это и в самом деле правда? Ну, то, что ты вчера рассказала?
Мне неожиданно стало жалко его, и я присела рядом.
— Конечно, правда. А зачем мне тебе врать?
— Ну, я не знаю…
— И я не знаю. И что нам теперь с этим делать?
Демидов отнес меня в спальню, и наша ссора закончилась так же, как и все прочие до нее.
Утром в понедельник выяснилось, что заказчики прислали разделительную ведомость по оборудованию, которая шла в разрез со всеми нашими предварительными договоренностями.
Женька, которая вместе с двумя сметчиками последние две недели не разгибаясь, увязывала оборудование и комплектующие, злобно и громко выругалась.
— Две недели — коту под хвост! — завопила она.
— Придется поработать вечерами, — грустно заметила я. Последние три месяца мы и так пропадали на работе, отчего у Эдика были перманентные скандалы в семье: теща орала, что Соня — дура, что муж ей изменяет, а она ему позволяет ноги о себя вытирать… Нам с Женькой было легче, хотя Демидову тоже мало нравилось все это.
Неожиданно Женька заявила:
— Я оставаться не могу. Может у меня быть своя личная жизнь?
Мы с Эдиком переглянулись, и я вспомнила, что вчера весь вечер телефон подруги был отключен… Тревожный знак!
Воспользовавшись паузой, я подобралась поближе и тихо спросила:
— Женька! Это — то, что я думаю, или ты все-таки имеешь в голове хоть каплю мозгов?
Женька упрямо наклонила голову и сказала:
— Да, это — оно самое, и даже гораздо больше. Я люблю его.
Я всплеснула руками и сердито прошипела:
— Чокнутая! У него жена и четверо детей, он хвастался, что осенью ждет внука!
Женька пожала плечами:
— Ну и что? И не ори на меня, пожалуйста! Сама хороша! У меня, между прочим, мужа нет, не то, что у некоторых.
Я обиделась. Поднялась и отошла к своему столу.
В молчании мы проработали часа два, как вдруг влетела наша сметчица Оля и возбужденно сказала:
— К нашему Михайлову такой мужик пришел! Конфетка!
Поскольку мне ни до каких мужиков дела не было, я промолчала.
Женька неожиданно насторожилась и спросила:
— Высокий, темноволосый, похож на певца, черт, забыла, как его? Ну, ямочка у него на подбородке…
— На Серова, точно! Вот, вот, а я все думаю, где видела его раньше!
Женька уселась на место и сказала:
— Он с Михайловым учился вместе, я его на юбилее встречала.
Ольга заныла:
— Женечка, расскажи! Женат он, или нет?
Женька ей посочувствовала:
— Конечно, женат! Да ты знаешь ее, она у экономистов работает, вредная — ужас! Он, кстати, тоже у нас работает, только в другом корпусе.
Ольга помечтала молча, а потом спросила:
— Интересно, чего он именно сегодня пришел? Вот никогда не приходил, а сегодня пришел?
Мы с Женькой переглянулись, и пожали плечами.
В этот момент дверь открылась, и на пороге возникли наш Михайлов и Кирилл Сергеевич.
Оба улыбались.
Михайлов протянул нам пачку фотографий:
— Вот, Кирилл просил передать, но я решил, пусть сам вручит.
Пока народ рассматривал снимки, пришлось включать кофеварку, угощать гостей.
Воспользовавшись тем, что Михайлов объяснял любопытной Ольге, кто изображен на снимках, Платонов наклонился ко мне и тихо спросил:
— Какие планы на вечер?
Впервые я обрадовалась, что у меня много работы и объяснила, что у нас полный цейтнот, и вечера мы проводим на работе.
— Ну, будем надеяться, что так будет не всегда…
Он поднялся, кивнул всем, сдержано поблагодарил за кофе и ушел.
Ольга и Михайлов посмотрели на меня и проводили его взглядом.
Я уткнулась в бумаги.
Поздно вечером я сидела в нашей кухне. Есть не хотелось, и я налила кефир в высокий стакан.
Демидов оторвался от телевизора и пришел ко мне.
— Знаешь, у нас говорят, что в лондонский филиал ищут руководителя. Михайлов вам ничего не рассказывал?
Я пожала плечами:
— Нет. — Отхлебнула кефир, спросила: — А кандидатуры уже есть?
— Да в том-то и дело, что нет! Говорят, что наш главный инвестор, Колин Грей, сам приедет выбирать. Интересно, кто им нужен?
— Почему тебя это интересует? Хочешь предложить свою кандидатуру на конкурс?
Он посмотрел на меня и сказал:
— Какая ты все-таки наивная! Неужели ты думаешь, что будут объявлять конкурс на такое место?! Конечно, возьмут своих.
Я недоверчиво посмотрела на него:
— Наш Киршнер свою собственную дочку после заграничного института посадил в лабораторию. А ведь мог бы пристроить Лору и получше.
