афгани (приблизительно три тысячи крон).
Отец Сони был более чем доволен ценой и захотел встретиться с таинственным человеком, предложившим такой богатый выкуп за дочь. Султан к тому же еще и уверил Сониных родителей, что жених принадлежит к их клану, хотя им так и не удалось выяснить, из какой он семьи или припомнить, что они где-либо его видели.
«Завтра, — сказал Султан, — вам передадут его фотографию».
На следующий день тетя Султана, за небольшую взятку, отправилась в дом невесты, чтобы рассказать, кто же все-таки сватается к Соне. Она передала родителям фотографию Султана Хана и строгое требование за час решить, отдают ли за него дочь или нет. Если соглашаются, он будет очень благодарен, если нет, то это не омрачить отношений между семьями. Последнее, на что ему хочется тратить время, — это бесконечные переговоры и «может быть».
Родители согласились еще до того, как истек час. Им нравился Султан, нравились деньги и положение. Соня сидела на чердаке и плакала. Когда тайна личности жениха была раскрыта и родители решили принять его предложение, к ней поднялся брат ее отца. «Твоей руки просит дядя Султан, — сказал он. — Ты согласна?»
Соня не проронила ни слова. Она сидела вся в слезах, закутавшись в шаль и низко опустив голову.
«Твои родители приняли сватовство, — сообщил дядя. — Для тебя это последняя возможность высказать свое мнение».
Девушка была напугана до смерти и как будто застыла, не в силах пошевелить языком. Она знала, что не хочет замуж за Султана, но знала также, что обязана повиноваться воле родителей. Став женой Султана, она поднимается на несколько ступенек вверх по общественной лестнице. Богатый выкуп поможет решить большинство семейных проблем. За эти деньги родители купят братьям хороших жен.
Соня молчала. Тем самым судьба ее была решена: молчание — это знак согласия. Был заключен договор и назначен день свадьбы.
Султан пошел домой рассказать семье великую новость. Его жена Шарифа, мать и сестры сидели на полу вокруг большого подноса с рисом и шпинатом. Шарифа решила, что он шутит, засмеялась и отпустила шутку в ответ. Мать тоже посмеялась на шуткой Султана. Она и представить себе не могла, что он посватается без ее согласия. Сестры сидели как громом пораженные.
Никто не хотел верить, пока Султан не показал фартук и сласти, что жених получает от родителей невесты в знак помолвки.
Шарифа плакала двадцать дней напролет. «Что я тебе сделала? Какой позор! Чем я тебе не угодила?»
Султан попросил ее взять себя в руки. Никто в семье не поддержал его, даже сыновья. Но никто не осмеливался возражать. Воля Султана превыше всего.
Шарифа была безутешна. Больнее всего ее задевало то, что избранница мужа неграмотна, даже одного класса школы не окончила. Сама Шарифа имела диплом учителя персидского. «Что есть у нее, чего нет у меня?» — всхлипывала она.
Султан не обращал внимания на слезы жены.
Никому не хотелось приходить на празднование помолвки. Но Шарифе пришлось мужественно проглотить стыд и нарядиться для вечеринки.
«Я хочу, чтобы все видели: ты согласна и поддерживаешь меня во всем. В будущем мы все будем жить под одной крышей, и я должен показать, что мы рады Соне», — объявил муж. Шарифа всегда подчинялась его воле, вот и теперь, когда дошло до самого страшного, что только могло случиться с верной женой, она отдала его другой. Он даже потребовал, чтобы именно она надела кольца им с Соней на пальцы.
Двадцать дней спустя помолвка была торжественно отпразднована. Шарифа изо всех сил старалась ничем не выдать своего горя. Ее родственницы со своей стороны делали все, чтобы ей это не удалось. «Какой кошмар! — говорили они. — просто отвратительно с его стороны. Ты, наверное, ужасно себя чувствуешь».
Через два месяца после помолвки, накануне празднования мусульманского Нового года, сыграли свадьбу. Но на свадьбу Шарифа не пришла.
«Я не могу», — сказала она мужу.
Родственницы поддержали ее. Ни одна не купила себе к свадьбе нового платья, и ни одна не накрасилась так, как полагается на большой праздник. Прически у них были самые простые, а улыбки натянутые — в знак уважения к отвергнутой жене, что больше не будет делить постель с Султаном Ханом. Это станет уделом юной, перепуганной невесты. Но все они будут жить под одним кровом, пока смерть не разлучит их.
Костер из книг
Промозглым ноябрьским вечером 1999 года кольцевая развязка у Шархай-э-Садарат в Кабуле несколько часов была озарена веселым костром. Вокруг толпились дети, и красные отсветы пламени играли на их забавных чумазых мордашках. Уличные мальчишки спорили, кто осмелится подойти к огню ближе всех. Взрослые лишь украдкой поглядывали на пламя и спешили пройти мимо. Так было безопаснее. Потому что любому становилось ясно: огонь разожгли не уличные сторожа, чтобы погреться, это костер во славу Божию.
Вот съежилось в огне и превратилось в пепел платье без рукавов, принадлежавшее королеве Сорайе. Сгорели ее белые пышные руки и серьезное лицо. Вместе с ней сгорел ее муж, король Аманулла[1] со всеми своими орденами. Целая королевская династия трещала на костре, а также маленькие девочки в афганских народных костюмах, моджахеды на конях и крестьяне с кандагарского рынка.
Тем ноябрьским днем религиозная полиция на совесть поработала в книжном магазине Султана Хана. Все книги с изображением живых существ, будь то люди или животные, сбросили с полок и оттащили на костер. Пожелтевшие старинные тома, невинные открытки и толстые словари стали жертвой пламени.
Вместе с детьми у костра стояли пешие стражи из религиозной полиции, вооруженные розгами, длинными палками и автоматами Калашникова. Эти люди считали врагами народа всех, кто любил картины, книги, скульптуру, музыку, танец, кино и свободомыслие.
В тот день их интересовали только картины, а точнее картинки. Они не обращали внимания на еретические тексты, даже если те находились прямо перед глазами. Полицейские не умели читать и не могли отличить правоверное учение Талибана от клеветнических писаний еретиков. Но зато они отличали картинки от букв, а живые существа — от вещей.
И вот от книг остался один пепел, а ветер разнес его по улице, и он смешался с грязью и нечистотами Кабула. Книготорговца, лишившегося нескольких любимых книг, два талиба вывели на улицу и загнали в машину. Полицейские закрыли и опечатали дверь магазина, а Султан оказался в тюрьме за антиисламскую деятельность.
К счастью, вооруженные тупицы не догадались заглянуть за полки, думал арестованный. Там находился хитроумно устроенный тайник, где хранились самые крамольные книги. Их он доставал, только когда о них спрашивали особо, да и то если спрашивающий вызывал доверие.
Султан давно ожидал ареста. Многие годы он торговал запрещенными книгами, картинами и рукописями. Часто к нему заглядывали стражи порядка, угрожали, брали несколько книг и уходили.
Он получал угрозы и со стороны высших чинов Талибана, его даже вызывали к министру культуры — так новые власти пытались склонить предприимчивого книготорговца на свою сторону.
Султан Хан был готов продавать издания Талибана. Человек свободомыслящий, он полагал, что каждый голос имеет право быть услышанным. Но помимо мрачного учения талибов он хотел распространять и книги по истории, научные публикации, труды по исламу и, конечно же, романы и стихи. Для Талибана же
