куча влажных и беспорядочных простыней, была не только аккуратно заправлена, но и смотрелась на удивление чисто - так, как если бы ее почистили изнутри. Поток сапрофитов в четыре дюйма шириной стекал с подбитой подушки на пол, а оттуда, пересекая ковер, поднимался на подоконник и убегал в окно.
— Что тут творится? - спросил Джонатан, делая глоток пива. Задняя часть потока насекомых задрожала, отделилась от основной массы и начала составлять предложение на подушке. Через несколько секунд возникла фраза:
МЫ САПРОФИТЫ, ЖИВШИЕ В ТВОЕЙ СПАЛЬНЕ. В МАТРАСАХ, ПОДУШКАХ И КОВРЕ. В ЗНАК ДОБРОЙ ВОЛИ НАШЕГО ОТРЯДА МЫ ТЩАТЕЛЬНО ВЫЧИСТИЛИ ТВОЮ ПОСТЕЛЬ И ТЕПЕРЬ ПОКИДАЕМ ТЕБЯ. ПРИЯТНЫХ СНОФ.
- «Снов» через «вэ», а не через «фэ», — педантично заметил Джонатан, однако сапрофиты, не обращая на него никакого внимания, уже сформировали колонну и заканчивали свое организованное отступление.
Это была первая за несколько недель ночь спокойного сна без сновидений. Но, когда утром Джонатан проснулся, спальня гудела от обилия насекомых. Открыв глаза, он увидел, что потолок над ним был весь покрыт мухами. НЕ БЕСПОКОЙСЯ! Мухи быстро составили подрагивающую фразу: МЫ ЖЕЛАЕМ ПОМОЧЬ ТЕБЕ С УТРЕННИМ ТУАЛЕТОМ.
— Вполне справедливо, — сказал Джонатан, тяжело приподнимаясь на локтях.
Затем, словно сонм ангелов, в комнату впорхнула стайка белых бабочек-капустниц. Джонатан не успел ничего сделать, как они облепили его лицо мягкими, чуть влажными крылышками. Он почувствовал, как их жвальца хватают и пережевывают засохшее вещество на его губах и веках. Он откинулся на подушку и позволил насекомым закончить процедуру. Когда бабочки взлетели, перегруппировались и вылетели в открытое окно, он поднялся — свежий и готовый к работе.
Все утро насекомые демонстрировали, что на деле они так же хороши, как и на словах. Если Джонатану было что-то нужно, к примеру карандаш или диск, ему достаточно было указать пальцем, и насекомые подлетали, подхватывали необходимый предмет и переносили его туда, где он сидел, работая за «макинтошем». Закончив, мухи вылетали из комнаты, оставляя его в благословенной тишине. Никакого шума миниатюрных литавр, когда маленькие головы колотились об огромное стекло. Вид роя мясных мух, перетаскивающего с места на место какой-нибудь повседневный человеческий артефакт, сам по себе представлялся своего рода смещенной активностью[2]. Джонатан понял, что такие маленькие перерывы в работе, развлекавшие его, сделали составление указателя гораздо легче. Еще не успело закончиться утро, как он уже дошел до «Распятия».
За обедом у него состоялся долгий разговор с сушилкой.
— Ладно, — сказал он. — Я согласен, что до этого момента вы добросовестно держали свое слово. Я выкину морилки!
УРА! — написали чешуйницы.
— Я также уберу паутину, которой позволил скопиться у карнизов и потолка.
СПАСИБО! СПАСИБО! МЫ ПРОДОЛЖИМ СЛУЖИТЬ ТЕБЕ.
Джонатан собирал шваброй последние клочки паутины в свободной спальне, когда позвонила Джой.
— Все нормально? — спросила она.
— Да, все в порядке. - По какой-то причине сам звук ее голоса, вибрирующий в трубке, безумно его раздражал, словно она каким-то образом оказалась заперта внутри, постукивая ногтями по бакелиту.
— Насекомые не беспокоят, значит? — Она засмеялась — еще один звонкий, раздражающий звук.
— Нет, с чего бы?
— Ну, они тебе все лето докучали. И, честно говоря, ты даже не представляешь, насколько хорошо в Лондоне, вдали от всей этой поганой природы... — Она замолчала, и Джонатан прикусил губу, удерживаясь, чтобы не ляпнуть, что «поганой природе» без нее тоже неплохо. — ...Хотя я все равно уверена, что к пятнице успею по всему этому соскучиться. Я приеду на поезде в три сорок, можешь вызвать такси, чтобы забрать меня из Сакса?
Джонатан сразу же согласился, но стоило ему повесить трубку, как Джой испарилась из его мыслей. Он был в восторге от жизни в Инсектопии. В кабинете они оставляли его в покое, но по всей остальной квартире роились упорядоченные группы насекомых, занимающихся своим делом — помощью ему. Аккуратные фаланги жуков прочесывали ковры, жвалами выискивая мусор. Точно так же команды уховерток работали в ванной, а на кухне все следы завтрака, даже колечко растворимого кофе, оставленное им у банки, были уничтожены трудолюбивыми муравьями.
За обедом он снял оставшиеся липучки и имел еще более долгий разговор с чешуйницами на сушилке. КАК ВЫ, БЕЗ СОМНЕНИЯ, ПОНИМАЕТЕ... - начали они, на что Джонатан немедленно ответил:
— Я буду признателен, если вы не будете разговаривать со мной в таком тоне!
Насекомые немедленно превратились в ответ:
ИЗВИНИ! МЫ ХОТЕЛИ СКАЗАТЬ, ЧТО ЖИВЕМ В ТВОЕМ КОТТЕДЖЕ НЕ ПО СОБСТВЕННОМУ ВЫБОРУ. МЫ ЗАХОДИМ ВНУТРЬ ПОТОМУ, ЧТО ОБЫЧНО ЗДЕСЬ ЕСТЬ КАКАЯ-НИБУДЬ ГНИЛЬ, В КОТОРУЮ МЫ МОЖЕМ ОТЛОЖИТЬ СВОИ ЯЙЦА, ЧТОБЫ НАШИ ЛИЧИНКИ МОГЛИ РАСТИ И СТАТЬ ПОЛНОЦЕННЫМИ И АДЕКВАТНЫМИ ЧЛЕНАМИ ИНСЕКТОПИИ.
— Ясно.
ОДНАКО ПОСКОЛЬКУ МЫ УБИРАЕМ ВСЕ ДЛЯ ТЕБЯ, ЭТИМ МЫ, ПО СУТИ, ЛИШАЕМ СЕБЯ КЛЮЧЕВОГО КОМПОНЕНТА НАШЕЙ ЭКОСИСТЕМЫ.
— Разумеется, я понимаю.
МЫ ХОТЕЛИ БЫ ЗНАТЬ, НЕ СОГЛАСИШЬСЯ ЛИ ТЫ ПЕРЕДАТЬ СВОБОДНУЮ СПАЛЬНЮ В НАШЕ ВЛАДЕНИЕ. В ЭТОМ СЛУЧАЕ МЫ БУДЕМ БОЛЕЕ ЧЕМ РАДЫ ОТДАТЬ ВЕСЬ ОСТАЛЬНОЙ ДОМ В ТВОЕ ПОЛЬЗОВАНИЕ...
— Но меня вполне устраивает, как вы помогаете мне...
...ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ТЕХ ИЗ НАС, КТО БУДЕТ ПОМОГАТЬ ТЕБЕ.
— Понимаю. Ладно, я подумаю над этим.
И он подумал, хотя на самом-то деле Джонатан уже давно знал, какое решение примет. Насекомые оказались такими способными маленькими друзьями. Он больше не находил их отвратительными и, когда видел их за работой на ковре, то наклонялся поближе, чтобы посмотреть на выражения их нечеловеческих лиц. Он также обнаружил, что их помощь с его утренним туалетом оказалась не просто полезной, но и необычайно чувственной.
По ночам мотыльки стучались в окна ванной, пока он не впускал их, и тогда они укутывали его своими мягко подрагивающими крыльями. Они нежно слизывали скопившиеся за день пот и грязь, а затем осушали кожу легким трепетом крылышек. От него не последовало никаких возражений, когда чешуйницы на сушилке предложили, чтобы жучки и уховертки обработали и более интимные части его тела, тщательно их вычистив.
Джонатан подумал, что никогда раньше он не находился в такой гармонии с окружающим миром. Он также понял, что наиболее плотские из человеческих взаимоотношений стали казаться гораздо более чужими, чем эти нежнейшие из ласк. Утром он отправился в Инвардли и купил «У Хана» десять фунтов свиных сосисок.
- На шашлыки? - спросил мистер Хан, щеголявший сегодня четырьмя подбородками.
— Не совсем, — ответил Джонатан.
Он разложил их в свободной спальне, на белых пластиковых поддонах, которые вытащил из холодильника. Большую часть дня он держал дверь в эту комнату открытой, но, когда настал вечер, чешуйницы сказали ему, что нужды в этом нет. Тогда он захлопнул дверь и заснул в своем, добровольно свободном от насекомых коттедже.
На следующее утро, когда Джонатан заглянул в свободную спальню, он почувствовал прилив отцовской гордости, увидев набухшую синеву гниющих сосисок, каждая из которых была покрыта белыми наростами — признаком личинок. Личинок жующих, личинок растущих, личинок, жизнь которым дал он.
