меню объяс­нялась тем, что мясо на базаре стоило два рубля нико­лаевскими деньгами, а крабы и мидии Леська добывал сам.

Сегодня, как и в любое воскресенье, когда не надо было идти в гимназию, Леська выбежал из хаты ни свет ни заря. Дедушка в сарае вывешивал для вяления ке­фаль, а бабушка стирала белье в огромной лохани, и руки ее тонули в разноцветных пузырях.

Леська босиком побежал к сараю: там у стены врыт столб, на котором висел мешок тяжелого мор­ ского песка. Елисей остановился перед ним в боксер­ской стойке и пять минут осыпал его тяжелыми уда­ рами.

Потом Леська побежал к пляжу. Пузатая плоскодонка ждала его на берегу напряженно, как собака. Юноша бросил в нее весла и взглянул на далекий Чатыр-Даг. Мир был объят синевой: вода, горы, небо.

Леська закатал штаны до колен и сдвинул плечом шаланду в море. Неуклюжая, некрашеная, грубо смолен­ная шаланда, почуя волну, сразу же стала плавной и пол­ной своеобразной прелести. Леська захлюпал по весен­ней воде, прянул животом на борт, перекинулся на банку и взялся за весла. Греб он быстро. Шаланда летела, как шлюпка военного корабля. Во всяком случае, так Леське казалось.

Что у него сейчас на душе? Такое замечательное? Вдохновенное такое? Гульнара! Он не смел себе в этом признаться: ведь она всего-навсего в четвертом классе, а он — в седьмом. Есть между ними и другая пропасть, но о ней Леська почему-то не думал. А думать надо было. Гульнара — дочь уездного предводителя дворянства Сеид-бея Булатова, а Леська — сирота, внук простого рыбака.

Хата деда находилась на территории дачевладения Сеид-бея и казалась черной заплатой на великолепной кремовой вилле. Эта хата словно песчинка торчала в глазу предводителя. Каких только денег он не предлагал старику, каких только благ не сулил! Петропалыч — так называли деда все на берегу — был неумолим. Тут жили его отец и дед, и он будет жить тут. Что поделаешь с этим упрямым водяным!

Еще совсем недавно здесь, на диком пляже, стоял ры­бачий поселок. Но когда начали строить железную доро­гу Евпатория — Сарабуз, Сеид-бей мгновенно сообразил, что цены на землю сразу же поднимутся, скупил весь поселок и, построив на его месте свою виллу кремового цвета, окружил дачу целым караван-сараем жилых ка­бинок: дверь — окно, дверь — окно — каждая по пятиде­сяти рублей в месяц. Двадцать кабинок — пять тысяч за сезон.

Все шло бы замечательно. Но тут он споткнулся о Петропалыча. Сеид-бей пригласил исправника, вызвал пристава, даже кликнул городового. Те орали, грози­лись, но у рыбака было железное право собствен­ности на свой кусочек земли, и как ни бесился Сеид-бей, какие ни сулил Петропалычу кары, он ничего не мог поделать. Хата по-прежнему чернела рядом с кремовой виллой. В хате жил Леська, в вилле — Гульнара.

Была ли Гульнара первой любовью Леськи?

Нет, осталось у юноши одно яркое воспоминание... Самое яркое за всю жизнь! Однажды на базарной пло­щади рядом с каруселью появился балаган с плакатом: «Спешите видеть! Сирена!» У входа стояла огромная вы­веска, на которой маляр аляповато, но впечатляюще на­рисовал синее море, красный пароход на горизонте, а на переднем плане — русалку, которую этот пароход пой­мал гарпуном с длинным тросом. Народ ломился в ба­лаган, чтобы увидеть живую русалку. Вломился и Андрон со своим племянником Леськой, которому совсем недавно исполнилось восемь лет.

Войдя внутрь, они увидели маленькую, задернутую занавесом эстраду. Когда народу набралось столько, что все стояли друг к другу вплотную, вышел какой-то дядь­ка на деревянной ноге и объявил:

— Господа! Сейчас вы увидите морское чудо: живую русалку, пойманную мною лично в Черном море, не­далеко от мыса Фиолент. Я — капитан малого плавания. Прошу в этом убедиться.

Он вынул какой-то документ и стал показывать близ­стоящим. Действительно: в документе ясно было ска­зано, что он капитан малого плавания, и вклеенная фо­тография не оставляла в этом никакого сомнения. Дока­зав таким образом реальность существования сирены, капитан приказал:

— Занавес!

Занавес побежал в обе стороны, и перед публикой возникло необычайное зрелище: на ковре возлежала живая русалка — обнаженные плечи прикрыты солнечными волосами, а от пояса шел великолепный рыбий хвост сочно-зеленого цвета.

— Как тебя звать? — спросил дядька на деревянной ноге.

— Ундина, — ответила русалка мелодичным голосом, нежнее которого Леська никогда не слышал.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— Где ты родилась?

— В Севастополе.

Народ не верил и верил, зачарованный и притихший.

— Это правда? — шепотом спросил Леська Андрона.

— А кто их знает!

— Почему неправда? — резко вмешался грек Анесты, известный в городе владелец невода и атаман рыбацкой артели. — У нас в «Одиссее» об этих сиренах очень точно говорится.

— А петь она умеет? — обратился к дядьке с ногой рыбак Панаиот. — Раз она сирена, должна петь.

— Она еще молоденькая. Не научилась.

Леська глядел на русалку во все глаза: Анесты гово­рит, что это правда, а он знает, что говорит.

А русалка рассматривала толпу голубыми, широко расставленными глазами, веки которых у висков каза­лись вздернутыми. Такими же вздернутыми были и ко­роткий нос, и рот, и подбородок с ямкой.

С тех пор эти черточки стали для Леськи образцом женской красоты.

Спустя несколько лет Елисей увидел в репродукции статую Венеры Милосской, но она не была курносой и не произвела на мальчика никакого впечатления.

— А рыбой ваша сирена пахнет? — спросил чей-то го­лос.

— Понюхай — узнаешь, — равнодушно ответил дядька.

Все засмеялись. Засмеялась и русалка.

На этом сеанс окончился.

У выхода продавали оклеенные ракушками малень­кие шкатулки с цветной картинкой, изображавшей ру­салку Ундину. Андрон купил одну и отдал Леське.

— Подари бабушке. Она будет в ней держать иголки и нитки.

Зрители вышли на улицу и вскоре забыли о сирене. Но Леська запомнил ее на всю жизнь... Какой счастли­вый этот дядька с костылем! Он может взять русалку на колени, играть с ней во что-нибудь, разговаривать, целовать ее.

С тех пор Леська, выходя в море, всегда мечтал пой­мать русалку. Даже совсем взрослым юношей, уже твер­до зная, что русалок не бывает, он все еще вглядывался в морскую дымку, и если на волнах качался буй, прежде, всего думал: «А вдруг это голова русалки?»

Но сирена сиреной, а в Леськиной кумирне, где ца­рила Гульнара, ей места не было. Гульнара для Леськи — та Единственная, о которой мечтают все юноши, но встретить которую посчастливилось только Леське. Ко­нечно, ее выдадут замуж за какого-нибудь богатейшего мурзака, но для ее супруга она не будет Единственной: для этого нужно быть Леськой.

2

Гульнара...

Супруга Булатова Айшэ-ханым, моложавая, но уже потерявшая женственность и потому с утра затянутая и напудренная, сидит за столом вместе со своей старшей дочерью Розой, полное арабское имя которой Розия. Пе­ред ними на столе расстилается богатый натюрморт та­тарской кухни: брынза, белая, как морская пена; слои­стый пресный желтый сыр-качкавал; кефалевая икра, длинная и плотная, и баранья колбаса — суджук, спрес­сованная до прочности мореного дуба. Но главное — ды­мящаяся ягнячья головка,

Вы читаете О, юность моя!
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×