расселись на кожаных диванах, разглядывая крупного нарядного мужчину и крашеную блондинку с тщательно уложенными локонами.
— Неплохо, парни. Особенно второй заезд со шлягером, — оценил их выступление темпераментный и громогласный Самуэль Стюарт, в прошлом хозяин конюшни. — Мы можем вам кое-что предложить…
— Конечно, ваше исполнение не вполне профессионально, но вы же не выпускники консерватории. Стоит попробовать, — улыбнулась миссис Стюарт красавчику Бено. — Мы организуем небольшое турне, вы будете петь перед публикой и получать за это деньги…
— Разумеется, некий процент от сборов мы, как держатели конюшни, отчисляем себе, — добавил Самуэль.
— Нужно придумать название для вашего ансамбля. Ведь понадобятся афиши. Что-нибудь звучное и романтичное… — Блондинка задумалась. — Например, «Поющие гитары», «Музыка любви» или «Крылатая песня»!
Никто из четверых не проронил ни слова. Это звучало захватывающе: турне, афиши! Престо сдвинул на лоб свою мятую шляпу и сплюнул в угол:
— Говна-пирога! — На его языке это означало высшую степень восторга.
— «Гитары поющие»? Отлично! Но у нас в оркестре не гитара, а контрабас, мэм. И он один. Кроме того, название у нас уже есть. — Фрэнк небрежно закурил. — «Четверка из Хобокена».
«Нас четверо — крутых парней из города мечты!»
Организация турне заключалась в снабжении ансамбля отпечатанными афишами и дипломом «Лауреаты конкурса в Хобокене», выдаче аванса и напутствиях мистера Стюарта:
— Ищите приличные помещения. Вот список надежных мест, где о нас знают. Не халтурьте по дырам — обжулят. Впрочем, ваше желание подработать в обход общей с нами кассы мы поймем…
В первый вечер «Четверка» договорилась о выступлении в рекомендованном Стюартами придорожном ресторанчике. Им очень хотелось поскорее начать делать сборы и потрясти публику. Они были уверены: слух о новом коллективе распространится быстро, их будут ждать с распростертыми объятиями в лучших клубах и до «дыр» дело не дойдет…
Они стояли за сценой, вдыхая запахи подгоревшего рагу и кислого пива. Темные пиджаки, собственноручно расшитые блестками, с кожаной бахромой на рукавах, потертые джинсы, на инструментах яркие цветные наклейки. Все очень серьезно и шикарно. Зеленая шляпа Престо несколько портила общую картину, но снять ее он категорически отказался.
Бармен, взявшийся вести представление, объявил жующей публике с цирковым задором:
— А сейчас вас ждет встреча с песней! Победители молодежного конкурса, четверо из города Хобокен сыграют и споют для вас от всего сердца!
Музыканты замерли, ожидая тишины. Но «встреча с песней» явно никого в зале не заинтересовала. Шум и гам не утихали.
— Может, послать их всех в задницу? — предложил Санни, прижимая к груди аккордеон. — В этой забегаловке пусть сами Стюарты выдрючиваются. — Он явно волновался.
— Заткнись! — фыркнул на него Фрэнк и шагнул в круг яркого света. Остальные последовали за ним.
— Добрый вечер, господа, приятного аппетита! Мы — веселые парни, любим петь. Мы приехали сюда, чтобы порадовать вас! — сообщил он со счастливой улыбкой.
В зале стало тише, но полностью шум не смолк. Тогда Бено лихо проехался смычком по струнам, а Ларго с органным пассажем растянул до предела ребристую грудь аккордеона. Знакомое вступление популярной песенки привлекло внимание публики, свистками подбодрившей музыкантов. Фрэнк видел лица, развернувшиеся к сцене. Они перестали жевать, они ждали, что он запоет! Сбылось! Он стоял в свете прожектора, оркестр играл ему и публика — его публика — была готова его полюбить!
Он запел, и выходило так здорово, как никогда прежде — голос обволакивал каждого, мягко стелился, взлетал… И подпевка ребят, и аккомпанемент — все было классно!.. Фрэнк не понял, что случилось. Какой- то шлепок, Ларго ойкнул и схватился за лицо. Бено сильнее ударил по струнам, но контрабас, издав неприличный звук, замолчал. Лихо пробежав по барабанам, Престо устроил звуковые плевки… Фрэнк умолк, поднял промасленный пакет с объедками и куриными костями, угодивший в Санни. Хныча, тот зажимал ладонью глаз.
— Пошли! — Фрэнк ринулся «за кулисы», обрывая занавес. — Я с этого козла хозяина сейчас такой штраф вытрясу! Глаз у музыканта выбит! Полицию и врачей немедленно! Где здесь телефон?!
За «сценой», у двери дышащей паром кухни, состоялись разборки. Фрэнк требовал полицию, рвался к телефону, но хозяин стоял насмерть.
— Ребятки! Я все понял. Понял! — Косясь на распухшую щеку Ларго, он протянул ему купюры: — Здесь по десять баксов каждому. Эта высшая ставка! — Пропитая физиономия шельмы изображала смущение. — Ну вроде штрафа по возмещению ущерба. Нехорошо вышло, примите извинения. Надеюсь, с полицией связываться не будем? Народец здесь гнилой, сам через день битый хожу. Вы загляните через недельку — туристы на озеро приедут. Выпивают лихо, но все время поют. Приличный контингент.
— Пошли… — Развернувшись на каблуках, Фрэнк с гордым видом направился к выходу. За ним последовали остальные.
— Эй, парни, — окликнул хозяин, — послушайте старину Гарри Костера. Я в молодости на арене подковы гнул — знаю это дело, уж поверьте. Если честно, вы сами виноваты. Нельзя же прямо так в лоб — явились и ну наяривать! Публика подхода требует, ее разогреть надо. Пошутить, покалякать, анекдот рассказать. Войти в контакт…
— Спасибо за совет, босс. Примем к сведению. — Фрэнки демонстративно раскланялся. — Да, учитель! Ты б писсуары починил. В клозете потоп и газовая атака. Похоже, твоим клиентам моча в голову ударяет. Бьют тебя, видать, не зря. И будут бить!..
Тем же вечером Фрэнк поссорился с Бено и подрался с Престо. Разнимавшему их Санни разбили нос, и теперь, с поврежденной щекой и травмированным носом, этот добродушный толстяк походил на бандита.
Фрэнк ненавидел всех. Было ясно: карьере певца пришел конец.
«Жизнь улыбается. А что ей остается, когда смеемся мы?»
«…Шел Фрэнк по шоссе… Фрэнк шел по шоссе… шел Синатра по шоссе и шептал: «О, Боже! Почему искусство тут на говно похоже?..» Он шептал, что контрабас вроде писсуара. Словно конь со страху вдруг обоссал гитару…» — На нервной почве хорошо сочинялось. В свете луны блестела лента шоссе, к ней пугающе подступал темный лес. Фрэнк шагал прочь от городка, в мотеле которого осталась тройка его друзей. Нет, врагов! Уродов! Три года мечтаний, распевок, шлифовки звучания пошли к чертям. Хватило одного выступления, дабы понять — Железная До, как всегда, оказалась права.
Насовав уезжающим гастролерам кульков со снедью, она прослезилась, но все же не удержалась — лягнула колесо отъезжающего автобуса и крикнула сыну вслед, перекрикивая фырканье мотора: «Можешь не возвращаться, засранец! Я не буду ждать, когда тебя шуганут под жопу!»
…Фрэнк шагал под звездами и молился о том, чтобы Господь никогда больше не позволял ему петь. Ну разве на свете больше нечего делать? Завтра же он найдет себе другое занятие. Будет работать в конторе с девяти до пяти и жить, как нормальный человек. Да, как нормальный!
— Деньги забыл! — Его догнал запыхавшийся Санни. — Бегаешь ты, как лось, я все жиры растряс. Думаешь, мы совсем скурвились, гонорар зажмем? — Он протянул солисту зажатую в потной ладони десятку.
Возвращались они вместе. Фрэнк обнимал за плечи плакавшего от радости толстяка.
