обрушится на жилые дома, но… устояли.
Но самое главное — удалось найти зеркала.
— Через минуту они включатся, — заметил Фёдор. — Так, народ, приготовились!
Когда зеркала потемнели и начали мерцать, все пошли по кругу, глядя в каждое зеркало. Кошка сидела у Николаева на плече, и в этот раз не шипела на своё отражение. Может, потому что и сама устала? Николаев встречался с ней взглядом — в зеркале — и шёл дальше.
Фёдор был последним, кто посмотрел. Зеркала почернели… и осветились. И там, в каждом из них, появился до боли знакомый пейзаж — лабиринт.
— Чёрт! — Мария протёрла глаза. — Не может быть!
— Может, — возразил Фёдор, сам выглядевший растерянным. — Зеркала пропустят в лабиринт, только если в них посмотрели все двенадцать.
— Но где он?! Он что, невидимка? Дядя Гоша, что вы видите?
— Одиннадцать точек, — дядя Гоша заглянул в хрустальный шар. И тут Кошка спрыгнула с плеча Николаева и подбежала к одному из зеркал. И дядя Гоша чуть не выронил свой шар.
— Она?! — глаза Марии стали совершенно круглыми, когда она проследила взгляд дяди Гоши. — Наша Кошка — двенадцатая??
— А ведь всё сходится, — Фёдор был потрясён не меньше. — Вас с ней забрасывало дальше всех, а когда Кошка была не в контакте, она переносилась к кому-то ещё.
Мария медленно подошла к Кошке. Та сидела и смотрела в зеркало — на пейзаж по ту сторону.
— Что же ты, зараза, — она погладила её по спинке. — Что ж ты сразу не сказала? И чего мы ждём?
Фёдор как будто очнулся.
— Всё верно, — кивнул он. — У нас не более трёх минут. Идёмте! Только все — в один и тот же проход, и всем взяться за руки!
— Погодите, — Фёдор указал в другую сторону. — Смотрите. Вот знак, я такой видел в дневнике Аввакума. Давайте свернём в эту сторону.
— А время у нас есть? — поинтересовалась Мария. — Хотя да, сброс уже был. Ну ладно. А что там?
— Понятия не имею, — пожал плечами Фёдор. — Но Аввакум намекает, что там есть что-то важное.
…Они вышли на очередную 'площадь'. Она уже была на их карте: в предыдущее посещение лабиринта, среди прочего снаряжения, взяли баллоны с гелием и оболочку шара-прыгуна. Особо высоко подняться не удалось, но зато теперь были карты лабиринта вокруг долины с круглым зданием. Он длился во все стороны от долины — казалось, бесконечно, и не было желания проверять это на деле.
— Да это ведь моя гармошка! — удивился Петрович. — Та, которую я ему подарил!
Губная гармошка лежала на камне, и удалось, пусть и не сразу, вытащить камень из пола и отодвинуть в сторону. А под ним оказалась металлическая коробка — плотно закрытая. А в ней — тетради, схемы, рисунки. Тем же почерком, которым написана тетрадь, найденная в круглом зале.
— Почему он не оставил её там же? — удивился Фёдор. — Ничего не понимаю. Здесь время не идёт — давайте всё это переснимем.
— И вернём на место! — заявила Дарья. — Может, она ещё кому-нибудь пригодится.
— У тебя компьютер на батарейках, — заметила Мария. — Сможешь списать все снимки и скопировать остальным? Хватит энергии?
— Конечно! — и Дарья задрала нос. — Федя, давай снимай.
В круглый зал они вошли все вместе, спрятав предметы, спокойные и довольные. Вошли как гости — не как захватчики. Всё было на местах. Но вещей на полу, казалось, стало больше. Их уже так много, подумал Николаев, и будет всё больше и больше. А вот и наш давешний рюкзак. Ох, сколько мы туда сейчас добавим…
Они сидели и перебирали вещи — не получалось просто сидеть на месте. Всё проверили, всё уже отложили, сто раз во всём убедились. Оставалось только ждать. Кошка сидела на плече Николаева и принимала почести — все по очереди подошли к ней, погладили и поблагодарили. Кошка млела и мурлыкала так громко, что было слышно за десять шагов.
Дарья обнаружила новую 'посылку' — и, вместе с Фёдором, увлечённо переснимала оставленные там бумаги — написанные на итальянском языке — как вдруг послышались шаги.
Все поднялись на ноги, но к оружию никто не потянулся. Из-за каждой колонны — получается, и там есть проходы? — вышли эти, в зеркальных шлемах. Двенадцать. Команда собралась, невольно, посередине, а пришельцы спустились по ступеням и замерли, переглядываясь. Один из них, стоявший напротив Марии, двинулся к тому, что был левее, подошёл и… слился с ним. Марии захотелось протереть глаза — оба стали на короткий момент полупрозрачными, а потом их контуры наложились и уплотнились — и остался один.
Так повторялось вновь и вновь, пока не остался один. Он стоял между командой и выходом — входом в зал. Снял своё 'забрало' — шлем.
Николаеву послышался голос. Не ушами, а как будто прямо в голове. Судя по тому, как вздрогнули и оглянулись другие, не ему одному что-то померещилось. Николаев не слышал слов, но был ясен смысл — вопрос. 'Вы готовы уйти?'
Люди переглянулись, и кивнули.
'Вам нужна помощь?' — раздался второй безмолвный вопрос.
Все вновь переглянулись и покачали головой, улыбнувшись.
'Доброго пути', — и пришелец помахал им рукой, повернулся и пошёл прочь.
— С ума сойти, — прошептала Мария. — Интересно, он так всех провожает?
— Нет, — возразил Фёдор. — Когда я провожал, такого не было.
Зеркала осветились. Стали мерцать.
— Нам пора, — Фёдор надел рюкзак на плечи. — То же самое. Всем подойти и заглянуть, в каждое зеркало.
— Кошка, не подведи, — шепнула Мария и погладила её. И Кошка не подвела — точно так же заглядывала, не отворачивалась, не шипела.
Зеркала потемнели… и за ними появились разные виды.
— Это Омск, — указала Мария на одно из зеркал. — Дом, где я родилась. Как интересно!
— Точно, — согласилась Дарья. — А вон там мой! А куда мы пойдём?
Кошка выбрала за них. Она слетела с плеча Николаева и двумя прыжками очутилась у ближайшего зеркала. Мяукнула, оглянувшись, и прыгнула 'на ту сторону'. Посидела там, и прыгнула обратно. И вновь на ту сторону, и села там, глядя на людей.
— Убедительно, — улыбнулся Фёдор. — Ну что же, идёмте за ней. На всякий случай, возьмитесь за руки.
Николаев замыкал цепочку. Дарья перед ним шагнула, держа его за руку…
Ему показалось, что его ударило в лицо чем-то очень тяжёлым, но мягким. Николаев отшатнулся — удар вышиб из лёгких весь воздух — а когда отдышался, понял: он стоит всё в том же зале, один, и нет никаких зеркал. Вместо них — чёрные матовые панели до потолка.
31.
Николаев не сразу понял, что остался один. Казалось — вот-вот всё вновь включится… и снова откроется дорога. Он ждал, но ничего не происходило.
Через четыре часа спина устала от рюкзака, а бросать его не хотелось. Очень не хотелось, это теперь
