каждый хотел первым. И когда дудаевцы опомнились, штурмом уже никто не управлял. Теперь все, Ирина Николаевна – полный разгром. Полный.… У нас рядом танк валяется без башни, рядом с домом сестры – еще один. Говорят, что все танки пожгли. И знаете.…Говорят, что в танках были русские солдаты. Ирина Николаевна, это все…
Ирина выпрямилась, прислонилась к стене, не сводя с Бориса серо-синих, таких же, как и много лет назад, глаз.
– Что, Ирочка?
– Боря, – отстраненным голосом сказала Ирина, – Боря, она говорит, что все – разгром.
– А кто кого разгромил, мам? – Славик вытащил трубку из руки мамы, положил на аппарат. – Мама, ты что – не слышишь?
– Боря… – и глаза уже почти серые. – Она говорит, что в танках были русские. Только русские…Что это, Боря?
Борис сделал шаг, не отводя взгляда от этих совсем серых, испуганных, растерянных и по-прежнему любимых глаз. Обнял за плечи – она тут же уткнулась ему в плечо, затихла.
– Это плохо, Ира. Не знаю точно насколько, но это очень, очень плохо…
Насколько это плохо они узнали уже завтра.
У поворота на Первомайскую заводскому автобусу пришлось притормозить – впереди грозно ощетинился первый пост. Половина дороги перегорожено бетонной плитой, несколько человек в новенькой форме и черных вязаных шапочках с автоматами и гранатометам и рядом кое-что новенькое – пушка. Второй пост миновали около первой городской больницы, этот был без пушки.
Первый подбитый танк увидели на перекрестке Маяковского и Карла Маркса. Танк стоял поперек дороги, наклонившись набок. Рядом, словно выпущенные кишки, валялась размотавшаяся гусеница. Второй танк, обгорелый и тоже без гусеницы, уткнулся в стену частного дома на перекрестке с Рабочей. В стене дома зияла громадная дыра. Башни обоих танков были окрашены белой краской, сейчас порепанной и обгорелой.
– Вот только так вы и можете, – тяжелым голосом нарушил молчание механик соседнего цеха Асланбек.
В этом автобусе почти никогда не затрагивались национальные вопросы, даже в сумасшедшем 91-м, когда весь город словно сошел с ума. Здесь невозможно было услышать, что русская культура бедна, как на митинге у Совета Министров. Если бы кто здесь сказал как Сослаханов, что русские только и мечтают заселить чеченские горы и пасти там свиней, его бы просто подняли на смех. И уж чтоб услышать здесь «русские не уезжайте – нам нужны рабы» – такое можно было представить только в бреду. Не то, что здесь никто не обращал внимания на национальности – нет, конечно. Все знали, кто русский, кто армянин, кто чеченец. И про политику здесь тоже говорили – куда же без этого.
Говорить, конечно, говорили. Но без обобщений. И без оскорблений.
Тот же Асланбек. года два назад отбил у идиотов из Департамента Безопасности инженера отдела сбыта Льва Львовича, которого все на заводе называли просто Львович. Несколько молодчиков, клацая затворами автоматов, тащили его тогда в машину, требуя показать, где на заводе хранится «красная ртуть». Напрасно Львович пытался объяснить, что никакой ртути, а тем более «красной», завод не выпускает. Его никто не слушал. Кто знает, что было бы, если бы не Асланбек. Не обращая внимания на угрозы, он буквально попер грудью на автоматы, и не успокоился, пока Львович не был отпущен.
В автобусе стало еще тише.
– Только испортить.… Всегда только все испортить, – уже тише повторил Асланбек..
Больше танков до самого завода не видели.
На лавочке перед проходной собрались покурить – время еще было, да и вообще никто уже давно не спешил в кабинеты. Делать там, собственно говоря, было особенно нечего.
– Асланбек, – затягиваясь, спросил Львович, – а кто это «вы»? Русские? Все? И мы тоже?
– Львович, не цепляйся к словам, – Асланбек сплюнул, усмехнулся. – К тебе это не относится – какой ты русский?
Шутку никто не поддержал.
– Ладно, мужики, не обижайтесь, – вмешался Рамзан из технадзора. – Асланбек погорячился немного. Вы просто не понимаете, что случилось.
– Почему не понимаем, – удивился Андрей, самый молодой из присутствующих, – Неподготовленный штурм…
– Да ни хрена вы не понимаете, – взорвался Асланбек. – Неподготовленный.… Херня! Да пусть их хоть сто было бы – неподготовленных! Не это главное. Главное, что в танках русские военные были. Понимаете вы это? Эх…
– Мужики, вы представьте, – Рамзан говорил тише. – Помните 91-й год, ГКЧП? Помните, как народ БТРы в Москве останавливал, военных вытаскивали. А если бы там вместо русских американцы оказались? Или израильтяне? Представляете, что бы было? Вот и здесь то же самое.
– Ты хочешь сказать, что теперь все сплотятся вокруг Дудаева? – спросил Борис.
– А ты как думал? – Асланбек выкинул сигарету, тут же вытащил другую. – Конечно! Да еще вчера большинству наплевать было, кто кого свалит – Дудаев или оппозиция. Что те чеченцы, что те. Устали уже все, устали. А вместо чеченцев пришли русские. На танках! Теперь все – никакой оппозиции больше нет. Эх, Москва.…Вот удружили – дудаевцы спасибо должны сказать.
Помолчали. Дым десятка сигарет поднимался вверх, в хмурое ноябрьское небо.
– А может, это они специально.…Договорились? – спросил кто-то неуверенно.
– Черт его знает, – отозвался Рамзан. – Кстати, в курсе, что Москва уже отказалась от своих?
– Как это?
– А вот так! – зло сказал Андрей. – Заявили, что ни одного российского военнослужащего в штурме не участвовало. Падлюки! А Грачев объявил, что танки в город мог бросить только полный дурак. Что, если будет надо, он возьмет Грозный одним парашютно-десантным полком за два часа.
– Они что – одурели? – не поверил Львович.
– Черт его знает, – повторил Рамзан. – Политиков не разберешь. Что ваших, что наших.…
– Рамзан, ты чего это? Ты же сам вроде за Дудаева был? – спросил Андрей.
– Да пошел ты! Мало ли кто за кого был – вон Львович по коммунистам тоскует, а ты за Ельцина недавно глотку рвал. Забыл? Воевать-то зачем?
А вечером телевидение под траурную музыку без перерыва показывало последствия штурма. Подбитые танки с оторванными башнями, разрушенные дома. Трупы танкистов, обгорелые как головешки. Трупы гражданских, попавших под шальную раздачу. И куски кровоточащего человеческого мяса на асфальте, на деревьях и даже на проводах.
Кровь, кровь и кровь.
И вой женщин.
И постоянно звучащее слово: «Г1аски[1]».
Удивленно. Возмущенно. Зло. Безнадежно.
«Г1аски?» «Г1аски…» «Г1аски!»
– О! Смотрите, смотрите! – закричал Славик. – А вон мы с бабушкой! Видели?!
– Что? – испугано спросила Ирина. – Вы с бабушкой ходили смотреть на этот ужас?
– А чо? Ходили. Все ходили и мы пошли. Мам, знаешь, около дворца танк валяется, а башня метров на 30 отлетела! Вот, небось, бабахнуло! А еще я за «Юбилейным» собаку отогнал – она хотела человеческую руку сожрать.
– Славик! – закричала Ирина. – Славик, замолчи! Замолчи! Замолчи!! Замолчи…
Разговор с телевизором
– Ну что, Боря, не хочешь поговорить с самым главным?
Человек на экране напоминал чудовищную карикатуру. Густые черные брови, лысина с родимым пятном, щегольские военные усики и породистый нос алкоголика. Вдобавок, на лбу у него была повязка с надписью «Догоним и перегоним Эмираты»!» Один из лацканов желтого пиджака украшал двуглавый орел, на другом красовались серп и молот.
– А ты кто такой? – спросил Борис.
