никакой пирамидон вам не поможет. Ничего, кроме вреда, не принесут и обливания холодной водой головы.
Степа даже не удивлялся больше, а только слушал, мутно глядя на пришельца.
– Единственно, что поднимет вас в одну минуту на ноги, это две стопки водки с легкой, но острой закуской.
Степа был хитрым человеком и, как он ни был болен, однако, со образил, что нужно сдаваться. Он решил признаться.
– Признаюсь вам, – с трудом ворочая языком, выговорил он, – я вчера…
– Ни слова больше, – ответил визитер, и тут он отъехал вместе с креслом, и Степа, тараща глаза, как младенец на свечу, увидел, что на трюмо сервирован поднос, на коем помещался белый хлеб, паюс ная икра в вазе, маринованные белые грибы и объемистый ювелиршин графин с водкой. Доконало Степу то обстоятельство, что гра фин был запотевший.
Незнакомец не дал развиться Степиному удивлению до болезнен ной степени и ловким жестом налил Степе полстопки водки.
– А вы? – пискнул Степа.
– С удовольствием, – ответил незнакомец. Он налил себе полную стопку.
Степан трясущейся рукой поднес стопку ко рту, глотнул, а глот нув, увидел, что незнакомец выплеснул целую стопку водки себе в рот, как выплескивают помои в лохань. Прожевав ломоть икры, Степа выдавил из себя:
– А вы что же… закусить?
– Я не закусываю, благодарю вас, – ответил незнакомец.
По настоянию того же незнакомца Степа выпил вторую, закусил грибами, затем выпил третью, закусил икрой и тут увидел, что про изошло чудо. Во-первых, Степа понял, что он может свободно гово рить, во-вторых, исчезли зеленые пятна перед глазами, окостенев ший мозг расправился, более того, Степа тут же сообразил, что вчерашние деревья – это значит на даче у Чембакчи, куда его возил Хустов. Поцелованная дама была не жена Хустова, а не известная никому дама.
Дело происходило в Покровском-Стрешневе. Все это было так. Но вот появление совершенно неизвестного человека в спальне, а вместе с ним и появление водки с закуской – это было все-таки не объяснимо.
– Ну что ж, теперь вы, конечно, припомнили мою фамилию? – спросил незнакомец.
Степа опохмелился так удачно, что даже нашел возможность иг риво улыбнуться и развести руками.
– Однако! – заметил незнакомец, улыбаясь ласково. – Я чувст вую, дорогой Степан Богданович, что вы после водки пили порт вейн. Ах, разве можно это делать?
– Я хочу вас попросить… – начал Степа искательно и не сводя глаз с незнакомца, – чтобы это… между…
– О, не беспокойтесь! Вот разве что Хустов…
– Разве вы знаете Хустова? – спросил Степа возвращенным го лосом.
– Я видел его мельком у вас в кабинете вчера, но достаточно од ного взгляда на лицо Хустова, чтобы сразу увидеть, что он сволочь, склочник, приспособленец и подхалим.
«Совершенно верно», – подумал Степа, изумленный таким крат ким, но совершенно верным определением Хустова. Но тут тревога закралась в его душу. Вчерашний день постепенно складывался из разрозненных клочков, и все же в памяти зияла черная дыра.
Этого незнакомца в черном берете, в черном костюме, в лакиро ванной обуви, с острой бородкой под медным подбородком, со странным лицом, с беретом с крысьим хвостиком решительно не было во вчерашнем дне. Он не был в кабинете у Степы.
– Доктор Воланд, – сказал незнакомец и, как бы видя насквозь все смятение Степы, все объяснил. Выходило со слов незнакомца, что он – специалист по белой магии, вчера был у Степы в кабинете и заключил со Степою контракт на выступление в подведомствен ном Степе «Кабаре», после чего, когда уже помянутый Воланд прощался с уважаемым директором, тут и явились эти самые Чембакчи и Хустов и увезли Степу в Покровское.
И сегодняшний день был совершенно ясен. Увозимый Степа на значил иностранному артисту свидание у себя в двенадцать часов. Иностранный артист явился. Иностранный артист был встречен приходящей прислугой Грушей, которая со свойственной всем приходящим прислугам откровенностью все и выложила иност ранному артисту: первое, что Михаил Александрович Берлиоз как вчера ушел днем, так и не вернулся, но что вместо него приезжали двое и сделали обыск, а что если артисту нужен не Берлиоз, а Сте па, то этого Степу вчера ночью привезли двое каких-то, которых она не знает, совершенно пьяным, так что и до сих пор он лежит, как колода, так что она не знает, что с ним делать, что и обед он не заказывал…
Тут иностранный артист послал ее в дорогой магазин, велел ей ку пить водки, икры и грибов и даже льду, так что все оказалось понят ным. И тем не менее на Степу было страшно смотреть. Водка, лед, да… привезли пьяным, да… Но самое основное – никакого контрак та вчера Степа не заключал и никакого иностранного артиста не ви дел.
– Покажите контракт, – сказал Степа.
Тут у Степы в глазах позеленело, и было это даже похуже похме лья. Он узнал свою лихую подпись… увидел слова… неустойка… 1000 дол ларов… буде… Словом, он, Степа, вчера заключил действительно контракт с иностранным фокусником господином Азазелло Воланд. И господин Азазелло Воланд, что было видно из косой надписи на контракте, деньги получил.
«Буде?..» – подумал Степа.
Убедил ли его представленный контракт? Нет. Степе могли сунуть в нос любую бумагу, самый бесспорный документ, и все-таки Степа, умирая, под присягой мог показать, что никакого контракта он не подписывал и иностранца вчера он не видел.
У Степы закружилась голова.
– Одну минуту, я извиняюсь… – сказал Степа и выскочил из спальни.
– Груня! – рявкнул он.
Но Груни не было.
– Берлиоз! – крикнул Степа.
На половине Берлиоза никто не отозвался.
В передней у двери Степа привычно в полутьме повертел номер на телефоне и услышал, как резкий и наглый голос раздраженно крикнул в ухо:
– Да!..
– Римский? – спросил Степа, и трубка захрипела. – Римский, вот что… Как дела… – Степа побагровел от затруднения, – вот чего… Этот тут пришел, этот фокусник Вол…
– Не беспокойтесь, – уверила трубка, – афиши будут к вечеру…
– Ну, всего, – ответил Степа и повесил трубку. Повесив, сжал го лову руками и в серьезной тревоге застыл. Штука была скверная. У Степы начались тяжкие провалы в памяти. И водка была тут ни при чем. Можно забыть то, что было после водки, но до нее? Однако в передней задерживаться долго было неудобно. Гость ждал. Как ни мутилось в голове у Степы, план действий он составил, пока дошел до спальни: он решил признать контракт и от всего мира скрыть свою невероятную забывчивость. Вообще… Тут Степа вдруг прыгнул назад. С половины Берлиоза, приоткрыв лапой дверь, вышел чер ный кот, но таких размеров, что Степа побледнел. Кот был немно гим меньше приличной свиньи. Одновременно с явлением подозри тельного кота слух и зрение Степы были поражены другим: Степа мог поклясться, что какая-то фигура, длинная-длинная, с маленькой головкой, прошла в пыльном зеркале ювелирши, а кроме того, Сте пе показалось, что оставленный в спальне незнакомец разговарива ет с кем-то.
Обернувшись, чтобы проверить зеркальную фигуру, Степа убе дился, что за спиной у него никого нет.
– Груня! – испуганно и раздраженно крикнул Степа. – Какой тут кот?
– Не беспокойтесь, Степан Богданович, – отозвался из спальни гость, – этот мой кот. А Груни нет. Я услал ее в Воронежскую губер нию.
Степа выпучил глаза и тут подумал: «Что такое? Я, кажется, схожу с ума?» Обернувшись еще раз, он изумился тому, что все шторы в гос тиной закрыты, от этого во всей квартире полумрак. Кот, чувствуя себя в чужой квартире, по-видимому, как дома, скептически посмот рел на Степу и проследовал куда-то, на прощание показав директору «Кабаре» два огненных глаза.
Тут Степа, чувствуя смятение, тревогу и вдруг сообразив, что все это странно, желая получить объяснение нелепых слов о Воронеж ской губернии, оказался на пороге спальни. Степа стоял, вздыбив вихры на голове, с опухшим лицом, в брюках, носках и в рубашке; не знакомец, развалившись в кресле, сидел по-прежнему, заломив на ухо черный бархатный берет, а на коленях у него сидел второй кот, но не черный, а огненно-рыжий и меньшего размера.
– Да, – без обиняков продолжил разговор гость, – осиротела ва ша квартира, Степан Богданович! И Груни нет. Ах, жаль, жаль Берли оза. Покойник был начитанный человек.
– Как покойник? – глухо спросил Степа.
Тут незнакомец торжественно сказал:
– Да, мой друг, вчера вечером, вскоре после того как я подписал с вами контракт, товарища Берлиоза зарезало трамваем. Так что бо лее вы его не увидите.
Голова у Степы пошла тут кругом. Он издал какой-то жалобный звук и воззрился на кота. Тут ему уже определенно показалось, что в квартире его происходят странные вещи. И точно: в дверь вошел длинный в клетчатом и смутно сверкнуло разбитое стекло пенсне.
– Кто это? – спросил глухо Степа.
– А это моя свита, помощники, – ответил законтрактованный директором гость. Голос его стал суров.
И Степа, холодея, увидел, что глаз Воланда – левый – потух и про валился, а правый загорелся огнем.
– И свита эта, – продолжал Воланд, – требует места, дорогой мой! Поэтому, милейший, вы сейчас покинете квартиру.
– Товарищ директор, – вдруг заговорил козлиным голосом длин ный клетчатый, явно подразумевая под словом «директор» самого Степу, – вообще свинячит в последнее время в Москве. Пять раз же нился, пьянствует и лжет начальству.
– Он такой же директор, – сказал за плечом у Степы гнусавый си филитический голос, – как я архиерей. Разрешите, мессир, выки нуть его к чертовой матери, ему нужно проветриться!
– Брысь! – сказал кот на коленях Воланда.
Тут Степа почувствовал, что он близок к обмороку.
«Я вижу сон», – подумал он. Он откинулся головой назад и
