надо уже в середине декабря, защита должна состояться в конце января, а я еще даже не знаю наверняка, совпадают ли результаты эксперимента с теорией. Добиться этой истины от моего руководителя – задача не из легких, я почти месяц безрезультатно этим занимаюсь.
Сегодня, если удастся, закончу писать теоретическое обоснование нашей работы – та еще теория, ха- ха, я сама ее придумала, после того как шеф окончательно отказался дать хотя бы посмотреть на свою.
Около часа ночи я подымаю полуослепшие глазки, встряхиваюсь и плетусь стелить постель. А спустя десять минут, вернувшись из ванной, нахожу там собаку. Приходится гнать с позором. Нечего! Имею право спать одна в своей кровати, чем и буду заниматься ближайшие семь часов, если ничего не случится.
ВТОРНИК, 20 ноября
Сегодня никуда по делам идти не надо, самое оно – утром поспать. Но Костька почему-то просыпается рано, будит собаку (а может, это собака первая проснулась, кто их теперь разберет), оба они заявляются в мою комнату и залезают в мою кровать. Приоткрываю глаз, смотрю на часы – так и есть, без десяти семь. Проклятье! Закрываю глаз обратно, сую голову под подушку и сплю дальше изо всех сил. Непродолжительное время мелкотня сидит тихо, слегка только перепихиваясь за место у меня под мышкой, но скоро эта возня перерастает в драку на моей спине. Если кто думает, что собаки не умеют драться, так нет! Умеют. И лапы у них при этом когтистые. А спихнуть собаку с дивана одной ногой, не просыпаясь, очень трудно. Мне, например, никогда не удавалось, она сразу становится тяжелой-тяжелой и как будто прилипает к месту. Ребенок тут же радостно хихикает в ухо. Нет, ничего не попишешь, пора вставать.
Тащу Костьку одеваться, а псина в это время изо всех сил старается наступить мне на ноги. В душ они прутся со мной оба и опять устраивают драчку, пока я прихожу в себя под струей горячей воды.
Погода сегодня ничем не отличается от вчерашней, разве что соотношение дождя и снега слегка изменилось в пользу последнего. После долгих переговоров Костька отпускает меня одну погулять с собакой за дополнительную сосиску на завтрак. Ставлю на плиту полный чайник – как раз вскипит до моего прихода, быстро одеваюсь и выхожу.
Ввиду общей природной мерзости мы с собакой, не сговариваясь, пробегаем маршрут на рысях, но все равно успеваем обе промокнуть. Входя в квартиру, слышу, как на плите надрывается чайник, бегу на кухню, сбросив только сапоги, и, конечно, упускаю животное из виду. Оно, не теряя времени, прыгает на диван и начинает кататься по нему, вытирая спину. Слов у меня нет.
Бесполезно. Ладно хоть не на мою, еще не убранную, постель.
Варю Костьке сосиски, разогреваю вчерашнюю кашу, завариваю овсянку для собаки. Завтрак готов. На собаку я сердита, и Костька уговаривает меня простить негодяйку: «Ну, Ася, ну что тебе, ну будет диван еще чуть-чуть грязнее, какая разница, прости уж ее». Он зовет меня Асей с тех пор, как начал говорить, и мне это ужасно нравится, получается, что мы с ним общаемся как будто на равных. Да что как будто, так оно, в общем-то, и есть. Для своих неполных трех лет мой сын очень взрослый и рассудительный, он уже и читать умеет. Недавно в троллейбусе сердобольная бабуля посадила его к окошку, а он начал читать ей вслух вывески. Старушка чуть с сиденья не упала.
После завтрака быстренько мою посуду, в том же темпе убираю постели, а сама в это время думаю, стоит ли начинать уборку, или уж черт с ней. Ее ж если начать, как минимум час провозишься, а в магазин чем раньше придешь, тем больше шансов что-то купить. В конце концов я нахожу компромиссное решение – убираться, так и быть, не буду, лучше за это сегодня постираю. Стирки тоже полно набралось.
Замачиваю в ванне белье и начинаю собирать сумки в магазин. Так, большая сумка, в нее пакет, и еще пакет, и вот два постиранных висят (до чего ненавижу стирать полиэтиленовые пакетики, а куда деваться), и сумку поменьше, и бутылку для постного масла, и для нее еще отдельный пакетик, и корзинку для яиц. Яиц, я знаю, все равно не будет, они с лета в магазинах практически исчезли, летом в них кто-то обнаружил сальмонеллу, и яйца были объявлены вредным для населения продуктом. Их можно теперь найти на рынке по три рубля, и то только в субботу с утра. Месяц назад соседка тетя Нина втравила меня в яичную очередь в нашем универсаме, мы отдавились там, сменяя друг друга, три часа и урвали аж не по два (как положено по количеству визиток), а по три десятка девяностокопеечных яиц, но больше эти развлечения не для меня. Я эти яйца потом есть не могла, как вспомню про очередь, так тошнит. Впрочем, с тех пор яиц в магазине и не было.
Нет, не возьму корзинку, только тащить зря. А вот авоську еще возьму, мало ли, может чего замечательного укуплю. Кстати, чего вообще надо-то? Так, хлеб, молоко, понятно, и сметана, и сыр, и мясо, масла вроде было еще полпачки в морозилке, и... Да ладно, размечталась тут, сыру ей, чего будет, то и купим.
Одеваю Костьку в комбинезон, в процессе уговаривая его идти в магазин, а не гулять. Он, как любой мужик, терпеть этого дела не может, и, что касается нашего универсама, я его очень понимаю. А что поделаешь? Быстро собираюсь сама, надевая старое синее стеганое пальто из чего-то непромокаемого типа болоньи, – оно замызганное, но теплое, а в магазин в самый раз, толкаться там. На ноги, ничего не поделаешь, резиновые сапоги – не люблю я их, висят на ногах, как гири, да по такой погоде больше нечего.
Мы почти вышли, но тут собака подымает такой жалобный скулеж и вой, что я не выдерживаю и беру ее с собой. И ведь понимаю, что зря, что только мешаться будет, а все же... Надеваю ей ошейник с поводком, ладно, пошли.
Наш общий выход на улицу – это нечто. Тут основная трудность – катастрофическая нехватка рук. Одной я волоку коляску, другой Костьку и собаку, еще какой-то – сумки, а псина при этом скачет вокруг, опутывая всех поводком. Из подъезда ведут три тугие двери с замками, очередной рукой все их надо каким-то образом открывать, я проклинаю все, но чудом нам удается вырваться наружу.
Лучше б мы этого не делали. В лицо сразу ударяет снег с дождем (или дождь со снегом). Наш двор устроен таким образом, что в какую бы сторону ни повернуться, ветер дует всегда в лицо. Прямо чудо природы в стекле и бетоне, честное слово. Усаживаю в коляску малыша, надеваю и туго завязываю ему капюшон, подымаю у коляски крышу – вроде ничего, не должно продувать.
Запихиваю сумки под коляску, там внизу такая корзинка-поддон, я зову ее «багажник», цепляю поводок к колясочной ручке – все, двинули.
Дорога к универсаму лежит через большой, раскисший от дождей пустырь. Коляска тут же начинает скользить и застревать в мокрой глине, собака перемазалась как я не знаю что, да я и сама ничуть не лучше. Из нас всех только Костька сохранил нормальный вид и бодрость духа. Он, не переставая, засыпает меня вопросами обо всем, что видит по пути. Одно меня во всем этом радует – ветер в спину.
В универсаме, привязав собаку и коляску у входа (сильно надеясь, что уж на таких-то грязных никто не должен польститься), осматриваюсь и оцениваю обстановку. Так, в молочном отделе народа нет – значит, и покупать нечего, в бакалее стоят три человека, а вот около мясных прилавков клубится толпа. Стало быть, сегодня есть мясо.
Надо пойти, занять очередь, а потом разбираться со всем остальным. Встаем, занимаем. Мясо, по слухам, сегодня приличное, мне-то с моего места в хвосте совсем ничего не видно.
Процесс раздачи мяса населению происходит так: примерно раз в двадцать минут из глубин подсобных цехов медленно выплывает здоровенная бабища с тележкой. В тележке навалены куски мяса, обернутые наскоро в мокрый целлофан. Баба подходит к прилавку, который представляет собой металлический ящик грязно-серого цвета метра два длиной. По другую сторону прилавка стоит замершая в ожидании очередь. Четкими, отработанными движениями баба начинает швырять мясо в ящик. Очередь тут же превращается в толпу, люди устремляются за добычей, вокруг прилавка образуется гудящая куча мала, посреди которой в скользком пространстве ящика беспорядочно мелькают руки, куски мяса, обрывки целлофана. Первые счастливцы, прижав добычу к груди, выбираются из толпы, на их место к лотку рвутся новые. Все это сопровождается криками: «По два кило в одни руки!», «Я здесь занимала, пустите!», «Не пускайте его!», «Куда ж вы третий кусок-то берете?!», «Граждане, да дайте выйти», – и прочими в том же духе. Опорожнив тележку, продавщица вновь скрывается в проходе, лоток пустеет, очередь постепенно затихает и упорядочивается до следующего раза.
По моей оценке, нам с Костькой стоять примерно три итерации. Это час. При этом совершенно не факт,
