Верная Чхунхян
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Случилось это в царствование великого Сукчжона[1]. Государь был славен благими деяниями, а внукам и правнукам его не было числа. Мир и покой разливались по стране, как в правление древних императоров Яо и Шуня[2], а нравы были столь же высокими, как при Юэ[3] и Тане[4], древних правителях Китая. Подданные государя были опорою страны, а храбрые воины — «драконово и тигрово войско» — ее верной защитой. Благотворное влияние двора преображало самые глухие уголки страны, к тому же на дальних и ближних жителей Поднебесья простиралось могущество державы, расположенной среди четырех морей. Двор государя был полон верными престолу подданными, а каждый дом — почтительными сыновьями и прекрасными добродетельными женами. Ветры и дожди случались в свое время, народ жил в мире и покое, повсюду, как говорится, распевали песни, играя в жан[5].
В то самое время в уезде Намвон, в провинции Чолла, жила кисэн[6] по имени Вольмэ. Своим искусством славилась она по всему югу, но рано оставила свое ремесло и вошла в семью дворянина по имени Сон. Шло время, годы уж подошли к сорока, а детей у нее все не было. Она все больше и больше сокрушалась и от тоски даже занемогла. И вот однажды ее вдруг осенило. Вольмэ вспомнила, как бывало с людьми в древности, и почтительно обратилась к супругу:
— Должно быть, в прошлой жизни[7] я сделала какое-то добро и вот теперь стала вашей женой, оставила нравы певичек, держу себя достойно и усердно занимаюсь домашним ремеслом, но лежит на мне какой-то грех: нет у меня детей. Из шести кровных родственников[8] никого не имею. Кто зажжет курения на могилах предков? Как похоронят после смерти? Может, принести мне жертвы духам в большом храме на знаменитой горе? Только родив сына или дочь, разрешу тоску всей своей жизни! А что думает об этом мой супруг?
— Если думать о твоем положении, ты, конечно, права, — ответил ей советник Сон. — Но разве были на свете люди, что с помощью молитв получали ребенка?
— Великого мудреца Поднебесной Кун-цзы[9] вымолили у горы Ницюшань, а чжэнского Цзычаня[10] — у горы Учэншань. Неужто среди гор и рек нашей восточной страны не найдется большой горы и славной реки? Вот у Чжу Тяньи[11] из Унчхона, что в Кёнсандо, до старости не было детей, а помолилась высокой горе, и родился у нее Сын Неба[12] — повелитель великой, светлой династии Мин, озарившей весь мир! Давайте и мы попросим от души!
Может ли рухнуть башня, сложенная с великим тщанием? Разве сломается древо с глубокими корнями? С этого дня Вольмэ стала поститься и, совершив омовение, отправилась на поиски такой горы, что поражала бы красотой. Быстро поднялась на мост Сорок и Ворон[13], осмотрела горы и реки. Вот гора Кёронсан заслонила собой и север и запад, на востоке среди леса чуть виднеется буддийская обитель секты созерцания. На юге гора Чирисан величаво поднимается к небу, а река Ёчхон огибает ее длинной лентой.
Волшебный край! Пробравшись сквозь зеленые заросли, она перешла через горный ручей, и вот она — Чирисан! Вольмэ поднялась на пик Панябон и оглядела все вокруг. Отсюда как на ладони видны славные горы, великие реки. Сложив алтарь на вершине горы, она расставила приношения и, павши ниц, стала всем сердцем молиться. Должно быть, смилостивился горный дух и в праздник пятого дня пятой луны[14], в день крысы[15] явил ей сон: счастливое знамение сияет, переливается в небе пятью цветами, и на синем журавле прилетает фея с венком на голове, в узорчатом платье. Нежно звенят подвески-луны, а в руке она держит ветку цветов корицы. Войдя в покои, фея приветствует ее сложением рук:
— Я дева реки Ло, шла в нефритовую столицу, чтобы поднести государю персик бессмертия, но во дворце Простора и Прохлады[16] повстречала Чи Сун-цзы[17], и, пока изливала все, что было на душе, мое время прошло, а это большой грех. Верховный государь разгневался и прогнал меня в этот мир. Я не знала, куда идти, но дух горы Турюсан мне указал на ваш дом, и вот я пришла. Пожалейте меня!
И с этими словами фея бросилась к ней на грудь. Вдруг громко закричал журавль, как говорится, оттого что у него шея длинная. Вольмэ в испуге проснулась. Это прямо сон о Нанькэ![18] Успокоив смятенную душу, она рассказала обо всем супругу и стала ждать, может, милостью небесной родится сын? И правда, с этого дня почувствовала она дитя под сердцем. Однажды покои заполнил аромат, засияло многоцветное облако, и в полузабытьи она разрешилась дочерью, прекрасной, как нефрит. Долго у Вольмэ тосковала душа оттого, что не сын родился, но потом она утешилась и так полюбила дочь, что и словами не выразишь. Назвала ее Чхунхян — весенний аромат — и лелеяла, как драгоценный нефрит. Только минуло дочери семь-восемь лет, а она уж полюбила книги и знала, как положено себя держать добродетельной девице. В преданности родителям не было равных Чхунхян, а кротостью нрава она могла сравниться лишь с цилинем, и не было в округе человека, который не хвалил бы ее дочернее послушание.
Тогда же в столице, в квартале Самчхон жил дворянин Ли в звании халлима[19]. Был он знатного рода, из славной семьи, преданной государю. Однажды Сын Неба, просматривая записи имен верных престолу и почтительных к родителям, пожелал избрать лучших и наградить их должностями пастырей народа. Тогда вот халлим Ли, который служил правителем Кымсана в Квачхоне, был переведен на должность правителя уезда Намвон. Низко поклонившись государю и поблагодарив его за милость, халлим Ли оставил свое прежнее место службы и направился в Намвон. Он хорошо правил народом, и потому везде царило спокойствие, а жители городов и селений прославляли его деяния. Он, как говорится, «слушал песни на улицах и дорогах, в тумане и при луне». Погода стояла благодатная, годы выпадали урожайные, а все сыновья почитали своих родителей. Прямо век Яо и Шуня!
Стояла весна — самое приятное время для прогулок. Повсюду стремительно проносятся стайки ласточек, они резвятся парами в порыве весенней любви.
А вот золотистая иволга кличет к себе подругу, кругом зеленеет целый лес деревьев. Настала пора куковать кукушкам. Лучшее время в году!
Сыну уездного правителя, юноше Ли, минуло тогда шестнадцать лет. Обликом он был что Ду Мучжи[21], талантов — целое море и умен необыкновенно. Стихи сочинял, как Ли Тайбо[22], а искусством каллиграфии владел, словно Ван Сичжи[23]. Однажды зовет он к себе слугу и говорит:
— Я полон вдохновения, меня охватил весенний восторг! Расскажи-ка мне, какие места у вас самые
