тупо пялишься на экран, как будто уродливое чудовище высосало весь мозг!

Время ползет безумно медленно, растягиваясь, как податливая резина. Кажется, каждый шаг занимает целую вечность. Но вот на пути встает обычная стальная дверь, отливающая серебром в свете гудящих флуоресцентных ламп над головой. Осы внутри головы уже не просто жужжат: словно по проводам, они пропускают ток по костям, вырываются на свободу и носятся под кожей противными мурашками, покалывая изнутри малюсенькими острыми лапками.

За дверью прячется Нечто, пахнущее беспощадной, промозглой тьмой, от которой по позвоночнику пробегает ледяная дрожь. Подобное чувство я испытала в полуразрушенном доме на окраинах Чаттануги, когда впервые отправилась с отцом на охоту. Оно возникло за секунду до появления полтергейста, который тотчас стал швырять в нас осколки стекла. Причем делал это с такой силой, что они с едва слышным звоном без труда пробивали ненадежные стены коридора.

Чувство грядущей опасности вновь пришло в захолустье в Южной Каролине. Местный король вуду наслал тогда на отца несколько зомби, пытаясь отомстить за вмешательство в его дела. Папа снимал заклятия и порчу, которые злой колдун насылал на неугодных, стоящих у него на пути людей. В тот раз пригодились все знания, полученные от бабушки и найденные в старинных книгах, чтобы прорваться сквозь тьму древних, хитроумно сплетенных заклятий, а отец был тяжело ранен и потерял много крови в битве с зомби. Тогда нам пришлось несладко!

Сейчас все мое существо вопит о неминуемой опасности. Громко, очень громко, но слов не слышно!

— Не входи! — кричу я в очередной тщетной попытке прорваться сквозь тишину. — За дверью стоит смерть! Не входи!

Охотник по-прежнему крадется вдоль коридора. С каждым его шагом гул в голове усиливается, и, в конце концов, я не выдерживаю, чувствуя, как меня покидает сознание. Сон растекается цветными чернилами на мокром холсте, и пока он не рассеялся полностью, я в последний раз пытаюсь докричаться до охотника и предупредить о нависшей опасности…

А он даже не оглядывается и продолжает бесшумно приближаться к двери. Сон медленно тает, словно сбивается резкость в объективе камеры, и по краям наползает темнота.

Я не оставляю попыток выдавить из горла предупреждающий крик, но вот отец медленно, словно лунатик, протягивает руку и поворачивает дверную ручку. Притаившаяся за дверью тьма с дьявольским, пробирающим до дрожи хохотом обрушивается на него…

Глава 3

Я проснулась, будто от толчка, словно одним резким нажатием на поршень шприца в кровь ввели лошадиную дозу крепкого-прекрепкого кофе. В правой руке судорожно сжаты обломки, некогда бывшие карандашом. Голова раскалывается от чудовищной боли и больше напоминает шар для боулинга, треснувший в нежных, но крепких объятиях великана. Я открыла глаза и не смогла сдержать громкого стона.

Сквозь оконное стекло в комнату проникал серый свет, по которому невозможно определить время суток. Огромный дом превратился в безмолвную ледяную пещеру.

Я приподнялась и охнула от боли. В висках пульсировала кровь, ребра ныли. Оказывается, во сне я перевернулась на бок и уперлась спиной в стену, а в живот врезался уголок альбома для рисования.

Я моргала глазами, которые как будто засыпало песком, и прислушивалась к шуму обогревателя, пытаясь различить сквозь его гудение дыхание отца, долгожданные шаги в гостиной.

Тишина.

Будильник стоял отключенный. Я смутно вспомнила, как сквозь сон нащупывала кнопку надрывающегося в беспросветную рань будильника и чуть не уколола ладонь сломанным карандашом.

Спрыгнув с кровати, я босиком выскользнула в коридор. Теплый плед не спасал от холода, но я укуталась в него по уши и сразу направилась к другой спальне в конце коридора, что рядом с лестницей.

Дверь была открыта, но шторы в комнате опущены. Я заглянула внутрь. Отцовская раскладушка и армейский сундучок стояли на обычном месте. Деревянный ящик с личными папиными вещами, у которого мне ни разу не доводилось даже приподнять крышку. Вот он, возле двери. Раскладушка аккуратно заправлена. Вряд ли на ней спали нынешней ночью, хотя папина раскладушка обычно выглядит как гладко обтесанная доска через пять минут после его пробуждения.

Нет причин для беспокойства. Папа внизу, наверное, опять уснул за столом на кухне. Или сидит в гостиной напротив телевизора с приглушенным звуком и накладывает на рану повязку. Ну, спустись и убедись сама. Давай скорее беги! Вот увидишь, он непременно там!

Пустыми надеждами сердце не обманешь! Каждый удар в груди отзывался острой болью в отяжелевшей голове и резкими спазмами в желудке. По лестнице я спускалась, словно дряхлая старушка, судорожно хватающаяся за перила, чтобы не подвернуть ногу на скользких ступенях.

Зловещая тишина легла на плечи незримой ношей.

В гостиной все осталось неизменным с прошлого вечера: вот выстроились в ряд коробки, одиноко в сторонке покоится мое любимое оранжевое кресло с наполнителем из полистирола, а папино раскладное, как обычно, повернуто под определенным углом к телевизору. Телевизор выключен и мигает красным индикатором. В гробовой тишине дома даже слышно, как тот щелкает, включаясь и выключаясь.

На кухне отца нет. Грязные тарелки по-прежнему громоздятся в раковине. В доме стоит невообразимый холод. Я выскользнула обратно в коридор и принялась наобум тыкать кнопки обогревателя.

Он включился с еле слышным щелчком, который прозвучал в пустом коридоре оглушительно громко, заставив вздрогнуть от неожиданности. Потуже затянув на плечах мамин плед, я медленно, словно во сне, приблизилась к входной двери, открыла оба засова и рывком распахнула ее.

Промозглый холод окатил ледяной волной, выжигая глаза и сковывая дыхание в легких. Лужайку укрыла белоснежная простыня, и под мокрыми сугробами снега не было видно забора с выломанными досками. Дорога к дому выстилалась гладким ковром, на котором не видно ни единого следа.

Отцовского грузовичка поблизости не видать. Все дома по соседству спят под тяжелым покровом снега.

Вот тогда-то я и поверила в реальность сна. Поспешно закрыв входную дверь на оба засова, я что есть духу помчалась вверх по лестнице, спотыкаясь на каждой ступеньке. В висках отдавались глухие удары сердца, и тело при каждом шаге содрогалось от острой боли, расползающейся во все стороны. Я пронеслась по коридору и, ворвавшись в ванную, с грохотом захлопнула дверь и едва успела подбежать к унитазу. В следующее мгновение меня стало рвать одной желчью. Желудок спазмами скручивался в тугой узел, от боли из воспаленных глаз брызнули разъедающие глаза слезы. Наконец рвота прекратилась, и я громко разревелась, упираясь лбом в прохладный фарфор белого унитаза. Потом вдруг так захотелось писать, что я чуть не обмочила трусики. Я присела на унитаз, но тут снова начался приступ рвоты. Прижав голову к коленям, я попыталась проглотить подкатывающий к горлу ком.

Не помню, как долго я находилась в таком состоянии, но все это время мозг неотступно сверлила одна-единственная мысль.

Конечно же, папа вернется, убеждала я себя. А вдруг он просто застрял на занесенной снегом дороге?! Такое ведь часто случается! Да-да, наверняка грузовик заглох, или отца задержали другие неотложные дела…

Кого я обманываю? Грузовик не застрянет на дороге — не такие уж и большие снежные заносы. Кроме того, он тяжелый и мощный, а под пассажирским сиденьем есть коробка с цепями. Предусмотрительный папа никогда не допустит, чтобы непогода нарушила планы и помешала охоте. На пути домой, где ждет единственная дочь, его не остановит никакая снежная буря.

А что, если папа звонил, а я не услышала звонок из-за того, что сражалась с приступами рвоты в ванной комнате?

Вы читаете Странные ангелы
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×