Тайна одноглазой «Джоконды»

канализацией?

– Нет, деточка, не вспомнил.

– Его фамилия Косолапов?!

– Да, да, Косолапов, – тут же вспомнил Канализацын. – Вячеслав Семенович Косолапов.

– До скорого, Игнат Матвеич!

– Подожди, Эмма! Твой Гафчик убежал в канализацию, прямо не знаю, что и делать…

– Не волнуйтесь, Игнат Матвеич. Я его нашла. Вернее, он меня нашел.

– Как это случилось? Расскажи.

– Потом, все потом. – Я бросила трубку.

Все смотрели на меня непонимающими глазами.

– Ты напала на след Однорукого, дорогуша?! – первым понял Молодцов.

– Похоже, что так, Григорий Евграфыч. Но надо еще кой-чего уточнить. Ждите моего звонка. Анна Львовна, я возьму ваш джип.

– Конечно, бери, Эммочка, – разрешила генеральша.

Я выскочила на улицу, вскочила в «Паджеро» и погнала в Эрмитаж.

Глава XXXVIII Письмо Леонардо да Винчи

У входа в музей я нос к носу столкнулась с Перепелкиным. Старик весь сиял от счастья.

– Эмма, Эмма! – Он расцеловал меня в обе щеки. – Сегодня самый счастливый день в моей жизни! Я оказался прав! Моя гипотеза документально подтвердилась!

– Какая гипотеза? – не врубилась я.

– Ну помните, я вам говорил, что Леонардо да Винчи написал две «Джоконды»?! Так вот, теперь у меня есть неопровержимые доказательства! Смотрите!.. – протянул он мне какой-то листок.

– А что это?

– Копия ранее неизвестного письма Леонардо другому великому художнику эпохи Возрождения, Микеланджело Буонарроти. Эту копию я только что получил из Италии, от своего коллеги Чезаре Вазари. Профессор Вазари является ведущим леонардодавинчиведом в мире. Буквально на днях в хранилище Миланской библиотеки он обнаружил этот бесценный документ. Чезаре тут же снял копию и прислал ее мне. Читайте, Эмма!..

Я сунула нос в бумажку.

– Но здесь же по-итальянски написано.

– Пардон, – забрал письмо Глеб Борисыч. – Слушайте, я вам переведу. – Он поправил на носу очки и с волнением начал переводить: – «Здравствуй, мой юный друг Микеланджело. Опишу тебе в подробностях свою службу у Цезаря Борджи…» Ну это вам, Эмма, неинтересно. Ага, вот… «Недавно я закончил портрет Моны Лизы ди Антонио Марии ди Нольдо Герардини. И представь себе, дорогой Микеланджело, я влюбился в собственное творение. Да так страстно, что просто не в силах был с ним расстаться. К несчастью, картина писалась на заказ, а полученный аванс я уже истратил. Но я нашел выход из этого положения, написав еще один точно такой же портрет, чтобы отдать его заказчику. Но ты не поверишь, Микеланджело, я влюбился и в это полотно, и тоже не в силах был с ним расстаться. Только с третьей попытки мне удалось преодолеть любовь к собственному творению. Надо отметить, что синьор Джокондо не поскупился и щедро оплатил мой труд. Так что теперь я могу, не заботясь о хлебе насущном, всецело посвятить себя научным изысканиям…»

– Постойте, – прервала я Перепелкина. – Выходит, Леонардо да Винчи нарисовал не две, а три «Джоконды»!

Глеб Борисыч медленно опустился на ступеньки Эрмитажа.

– Боже мой, – схватился он за сердце. – Выходит, три. Как же я сразу не сообразил. А где же тогда третья «Мона Лиза»?

– Я знаю где! – воскликнула я.

– Где?! – загорелись глаза у Перепелкина.

– Потом скажу. Читайте дальше.

– Дальше Леонардо описывает свои научные занятия. Пишет о метеорите, космическом вирусе… Откровенно говоря, мне это показалось неинтересным.

– О каком еще космическом вирусе? – насторожилась я. – Ну-ка, ну-ка, читайте, Глеб Борисыч!

Перепелкин, уже без особой охоты, принялся переводить дальше:

– «…А на днях, дорогой Микеланджело, со мной произошел курьезный случай. Во время трапезы мне в тарелку упал… метеорит. Да, да, настоящий метеорит. Только очень маленький, величиной с горошину. Он пробил крышу дома, потолок и угодил в тарелку со спагетти.

Ты, конечно, помнишь, дорогой друг, что, помимо механики и геологии, я занимаюсь еще и астрономией. Поэтому я сразу же провел химический анализ небесного тела. В составе метеорита я обнаружил карбонаты, напоминающие известняк. Внутри этих карбонатов находились частицы магнитного железняка и сульфида железа, сходные по структуре и формам с аналогичными веществами, производимыми бактериями земного происхождения.

Несомненно, этот камешек лежал на поверхности какой-нибудь далекой планеты, и в эту планету врезался астероид. В результате удара кусочки осадочных пород были выбиты с поверхности планеты и попали в открытый космос. В числе пострадавших оказался и мой камешек. Некоторое время он летал в открытом космосе, постепенно смещаясь в сторону Солнца, пока не попал в гравитационное поле Земли. И в результате упал на Землю, прямо в мои спагетти.

Но каково же было мое изумление, друг Микеланджело, когда я обнаружил на метеорите живой микроорганизм. Ты представляешь?! Впрочем, скоро мое безмерное изумление сменилось столь же безмерным ужасом! После тщательного изучения таинственного пришельца я пришел к выводу, что это смертоносный вирус, способный уничтожить всех людей Земли. Сам же этот вирус не уничтожить ничем. Я в этом убедился путем многочисленных опытов и экспериментов. Единственный способ избавиться от вируса- убийцы – отправить его обратно в космос.

Я уверен, что наши далекие потомки сумеют создать летательные аппараты, которые будут перемещаться за пределами Земли. Но вся беда в том, дорогой друг, что до того времени проклятый вирус может молниеносно пронестись по Земле, скосив все человечество под корень.

И вот что я придумал, Микеланджело.

Я замуровал смертоносного врага в один из портретов Моны Лизы. Перенес его осторожно на полотно и наложил сверху слой особой краски. Не дай бог ему когда-нибудь вырваться из плена. Страшно представить, что случится тогда с бедным человечеством…»

Перепелкин читал дальше, но я уже не слушала. Щеки мои пылали. Итак, в одной из «Джоконд» спрятан космический вирус, способный уничтожить все человечество. А мадам Смерть пыталась похитить «Джоконду» из Эрмитажа. Оба эти факта состыковались в моем мозгу, как два космических корабля.

Смерти нужна не картина, ей нужен – ВИРУС!

Глеб Борисыч уже закончил читать письмо и что-то оживленно рассказывал.

– …он улетает в загранкомандировку. В Лондон. А когда вернется, я ему обязательно покажу это письмо.

– Кто улетает в Лондон? – машинально спросила я.

– Да наш замдиректора.

– Косолапов?! – закричала я. – Когда?!

Перепелкин опешил от моего крика.

– Да вот прямо сейчас. – Он посмотрел на часы. – Буквально через три минуты.

Я выхватила из кармана мобильник и принялась лихорадочно набирать номер тети Моти. «Только бы она вернулась из Новгорода», – молила я про себя.

Матильда Эрнестовна, к счастью, была уже дома.

– Эммочка, лапочка, – сразу узнала она мой голос. – Скорей приходи. Я расскажу тебе о Новгороде. Ах, какой это красивый город…

– Матильда Эрнестовна, бегите в спальню и посмотрите, висит там «Джоконда» или нет!