подняться и подойти к окну. Почти все дома вокруг были погружены во тьму, только в некоторых окнах желтел свет. Рита сходила на кухню и вскипятила воду. Бросив пакетик с заваркой в чашку, она вернулась в комнату и включила телевизор. Перещёлкивая каналы, она остановилась на четвёртом, но передача внезапно прервалась, появился возбуждённый Евгений Киселёв и стал сбивчиво рассказывать о только что совершённом государственном перевороте. Рита ничего не сумела понять из его слов, хотя слушала с повышенным вниманием.
«Арестовали кого-то… Коржаков предпринял попытку переворота? Зачем ему это нужно?»
Маргарита встала и опять подошла к окну. Хотелось свежего воздуха.
«Надо позвонить Вадиму, – вдруг мелькнула мысль. – Вадим уж наверняка знает, что случилось… А если ничего нет? Если это какая-то глупая шутка? По НТВ всякую гадость можно услышать… Ведь два часа ночи! Разбужу его зря… Нет, надо позвонить… Услышу два гудочка и повешу трубку. Если Вадим не спит, то отзовётся сразу, а если спит, то не услышит звонка…»
Игнатьев ответил тут же.
– Вадим? Это Марго… Прости, что в такой час… Но я испугалась… Тут по НТВ что-то очень непонятное… Либо я спятила, либо беда какая-то.
– Что ещё такое?
– Только что Киселёв прервал программы экстренным выпуском. Говорит, что произошёл государственный переворот.
– Глупости, – спокойно ответил Игатьев. – Ты Киселя больше слушай, он наговорит и не такого…
– А почему ты не спишь, Вадим?
– Я на работе.
– В такое время? Значит, что-то случилось?
– Работа иногда требует присутствия.
– Что-то всё-таки произошло… – заключила Рита. – А может, это очередной ГКЧП? Киселёв сказал, что прошли первые аресты. Какой-то Евстафьев арестован и Лисовский.
– Идиот!
– Кто?
– Киселёв, – злобно процедил Игнатьев. – Идиот и сволочь, шкура продажная…
– У вас какое-то ЧП? – спросила Рита, ничуть не успокоившись. – Не хочешь говорить? Не можешь?
– Я приеду к тебе и расскажу. Не волнуйся только. Никакого переворота нет. Всё нормально. Просто Чубайс с Березовским боятся, что у них прямо изо рта жирный кусок вырвут… Ладно, дорогая, ты спи…
Он спрятал мобильник в карман и посмотрел на Сме-лякова. В кабинете начальника собрались все, кто принимал участие в последней операции.
– Всё, мы опоздали, – говорил Волошин, глядя на телевизионный экран. – Ишь как завернули – государственный переворот… Теперь санкцию на задержание остальных активистов дать никто не осмелится.
– Если ФСБ решит идти с нами до конца, – сказал Смеляков, – и хотя бы проведёт обыск в кабинете Кузнецова, дело
– Вообще-то дела наши пахнут плохо, – покачал головой Волошин. – Если они завели речь о попытке переворота, то запросто могут надавить на прокуратуру, чтобы арестовать нас.
– У них только пустые слова, а у нас факты, – возразил Сергей Трошин.
– Пока что мы с нашими фактами топчемся на месте! – резко ответил Волошин.
– Ты прав, – согласился Смеляков, – они готовы на всё. Связей хватает. Достаточно одной истеричной Татьяны, чтобы взбудоражить Ельцина. А наш президент, к сожалению, не любит вникать в детали.
–
– Подкараулят нас по дороге домой? – усмехнулся Игнатьев.
– Вполне возможно. Нынче пуля в голову – самый удобный способ поставить точку в самом неразрешимом вопросе…
Смеляков посмотрел в окно. Небо уже понемногу светлело.
«Ночь… Как быстро она пролетает… Но как мучительно долго тянется время… Всё уже ясно, однако мы чего-то ждём… Надеемся? Нет. Всё понятно. Просто нужно официально поставить какую-то точку. За кем же последнее слово?»
Смеляков достал из шкафа бутылку коньяку.
– Выпьем?
Все с готовностью кивнули.
Пили молча. Сначала одну рюмку, затем вторую…
Слово за слово разговор возобновился. Кто-то вспомнил юность, кто-то рассказал про свой самый неприятный служебный день, кто-то поведал о своих ошибках, кто-то, смеясь, разоткровенничался насчёт первого любовного опыта…
Бутылка быстро опустела, и Виктор откупорил новую…
Внезапно зазвонил телефон. Все вздрогнули от резкого, назойливого звука, оборвавшего мирную беседу. Все они ждали этого звонка, но все желали, чтобы он раздался как можно позже.
Смеляков потянулся к телефону.
– Слушаю.
– Это Барсуков, – проурчала трубка.
Почему-то Виктор сразу решил, что директор ФСБ позвонил, чтобы распорядиться об освобождении задержанных.
– Какие новости, Михаил Иванович? – спросил Виктор, чтобы помочь Барсукову начать разговор.
– Виктор Андреевич, слушай, – Барсуков говорил почти равнодушно, – сейчас вот, только что выдержал очередной натиск жены президента. Измучила она меня. Го – ворю ей: «Наина Иосифовна, готов хоть завтра написать рапорт об отставке». Всю ночь был на телефоне, глаз не сомкнул. Она мне постоянно звонит… Потом Черномырдин прорвался, тоже всё расспрашивал…
Барсуков замолчал, раздумывая.
– Что делать будем, Михаил Иванович? – спросил Виктор.
– Сухари сушить! – зло отозвался директор ФСБ – Давай заканчивай, задокументируй всё и отпускай их к чёртовой матери. Утром будем разбираться.
– Ладно.
Он положил трубку на рычаг.
– Барсуков звонил, – повернулся Смеляков к Волошину.
– Как он?
– Похоже, задолбали мужика, сломали… Велел отпустить всех троих. Сколько сейчас?
Игнатьев взглянул на часы.
– Половина четвёртого. К четырём всё закончим.
– Ну и ладно…
Смеляков встал.
«Интересно, что чувствует сейчас Барсуков? Нелегко, ой как нелегко Михаилу Ивановичу. Крепкий и решительный мужик, знает, что правда на его стороне, а сломался под давлением двух истеричек…»
В ту минуту директор ФСБ в очередной раз разговаривал с премьер-министром.
– Вот, собственно, и всё, Виктор Степаныч. Я дал необходимые распоряжения.
– Ну, шо тут сказать, – миролюбиво засопел Черномырдин. – Такая у вас работа… Власть должна опираться… На вас опираться в том числе… Ладно, только вы позвоните Чубайсу.
– Я? – измученно спросил Барсуков. – Зачем? Не понимаю.
– Перезвоните ему, перезвоните. А то Анатолий Борисович угрожает какими-то демаршами. Наломает ещё… В такое время работаем, что не разгрести запросто… Позвоните ему сейчас. Так надо, Михал Иваныч. Поймите это! Так надо. Поговорите с ним. Это всем нам очень нужно…
Барсуков бросил трубку на рычаг. Сделал несколько шагов туда-сюда, не в силах заставить себя сделать
