нищим, так нищим и останется!..
- Фон К. на десять баксов не нарежется, - дружески-примирительно сказал Мисаил, похлопав Диму по плечу. - Это все же не тот человек. Вот ты бы нарезался.
Я неожиданно ни к селу ни к городу вспомнил, что недавно купил в книжном магазине РГГУ книгу стихов Элиота. Наверное, по ассоциации…
- Вот вы говорите - Довлатов, - сказал я Диме, - а я тут Элиота недавно купил. Томаса-Стернза. И недорого. Не слыхали про такого?
- Слыхал, - сказал Дима. - Но не читал. Как вы сказали, Элиот?..
- Да, - сказал я. - Раньше за ним бы хвост стоял, до самой Маяковки, а сейчас никто не берет. Всем плевать. А между прочим, лауреат Нобелевской премии.
Эдик вдруг засмеялся.
- Раньше, - сказал он с неожиданной мудростью, - в РГГУ была Высшая партийная школа, если не ошибаюсь. Там не было книжного магазина и, соответственно, книг поэта Элиота. Да и вообще никаких.
Я удивился.
- Откуда вы знаете про ВПШ?
Эдик пожал плечами.
- У меня старший брат в “Менделеевке” учился. Там недалеко.
Олександр наконец открутил головку у “Златоглавой” и разлил ее по стаканчикам.
- За перемены к лучшему!
Я запротестовал:
- Говорили же - не будем! Мне немного. Поменьше. - И пояснил: - Знаете, все-таки снимать будут.
- Вы что, в первый раз? - Мне показалось, Олександр искренне удививился.
Я потупился.
- Да. Вообще странная какая-то история… Я ведь не актер. Меня сюда выбирали, вы не поверите, по голосу.
Мисаил радостно засмеялся:
- Как? И вас?
- Да. Приглашали мою подругу…
Мисаил продолжил:
- А голос на автоответчике ваш.
Я удивился:
- Да. Откуда вы знаете?
- А я так же сюда попал, - сказал Мисаил. - Пробовалась моя подруга, а позвали меня. Вероятно, за голос, высокий и звонкий… Причем ее не взяли, а я прошел.
- Странно, - сказал я.
- Ничего странного, - сказал Дима, - я где-то читал, что в молодости Горький и Шаляпин пошли записываться в хор Большого театра. Горького приняли, а Шаляпина нет, да еще, как у нас водится, оскорбили. Сказали - у вас, молодой человек, нет ни голоса, ни слуха.
Мисаил смущенно засмеялся.
- Спасибо…
- Что говорить, - сказал Дима со вздохом, - все мероприятие - полное говно. Я семь лет в этом деле и впервые вижу, чтобы подбор актеров осуществлялся через автоответчик. При этом наверняка считают себя новаторами.
- Ну, не скажите. Что-то в этом есть, - заметил я примирительно. - Рациональное зерно. Вот, например, наша сцена “Сны о красивой жизни”. Солидные люди, сидят на пароходе, пьют “Корвуазье”. Идея-то, в принципе, неплоха: у солидного человека должен быть солидный голос.
- Какая “идея”?! - Олександр даже поморщился. - Помрежу по актерам было просто лень шевелиться, вот и все дела! Ходить, гитис-шмитис, по десять раз обьявления клеить… - Он пнул ногой какую-то железяку и совершенно другим голосом вдруг сказал: - Сколько металлолома! Золотые горы. Подгоняй грузовик, загружай и вези сдавать… Помните, в детстве собирали всякое железо?
Я кивнул.
- У вас тоже? У нас самая главная ценность была - подшипники. Я жил на Масловке, у нас рядом с домом был какой-то железный заводик. И мы там у работяг в обед за пятьдесят копеек покупали подшипники. Через окно в подвале. А иногда и так просили.
- Да… - Олександр вздохнул. - Были люди в ваше время… Я этого уже не застал. Я вырос при капитализме. Волчьи законы… Мы все тырили. За пятьдесят копеек, когда я был молод, наверное, нельзя было даже спичек купить.
- Как раз спички было можно, - меланхолически заметил Мисаил.
Олександр поднял с земли какую-то железку и взвесил ее на руке.
- Из этого может получиться хороший кастет.
Он вдруг размахнулся и с размаху ударил железкой по бетонной шпале. Кусок бетона откололся, и на шпале осталась небольшая выбоина. Я испугался столь неожиданной агрессии и снова подумал, что этот Саша-Олександр все же чем-то очень похож на какого-то специфического литературного персонажа ХIХ века - может быть, гусара Долохова из “Войны и мира” или на его прототипа, графа Федора Толстого по прозвищу Американец, скандалиста и дуэлянта. И на чиновника по особым поручениям, и на гусара одновременно.
- Зачем вы так, - примирительно сказал я, - не надо тут ничего ломать.
Олександр с довольным видом осмотрел железку.
- Неплохо, неплохо. - Он достал из сумки газету и аккуратно завернул в нее cвою находку. - Булыжник - оружие пролетариата.
- Вас с этим любой наряд заберет, - сказал я. - Да еще деньги придется платить. Посмотрите, какая она страшная.
- Да что вы, - церемонно сказал Дима. Он передразнил меня: - “Страшная”. Он все притворяется, на понт берет. Это же святой человек, мухи не обидит и сам всех боится.
В кармане Мисаила снова зазвонил телефон. Cначала он, взяв трубку, даже пошутил: кто говорит? Нет такого. Но потом возвысил голос - видимо, сказывалась усталость:
- Да. Это я… Я же тебе сказал, - вдруг закричал он, - где я! Я же уже сказал!.. Я работаю! Хочешь - приезжай, посмотри!..
- Жена, - снова уважительно кивнул Дима, - все беспокоится.
- Пойду, посмотрю, как там моя, - сказал я.
- Напрасно вы волнуетесь… - Дима снова покачал головой. - Нас позовут.
За угол я повернул под громкий голос Мисаила:
- Твою мать! - кричал он, - мать твою!.. Я же тебе уже тысячу раз говорил, где я!..
В автобусе глазам моим открылась картина, полная мира. Марина тихо спала с моим журналом в руках, актеры из кабардинской группы, о чем-то оживленно беседуя на своем языке, все так же курили на заднем сиденье, блондинка с косой читала книгу. Она мельком посмотрела на меня и улыбнулась. (Где-то я ее все-таки видел…) Кроме того, в нашем полку прибыло. Рядом с автобусом стояла небольшая иномарка.
- От Славы Зайцева, - перехватив мой взгляд, тихо сказала блондинка. - Манекенщики. Тоже актеры. В вашей сцене, кстати, заняты…
В машине я разглядел красивого молодого человека с длинными волосами и девушку. Как и положено людям новой формации, они весело разговаривали за тонированными стеклами. Была слышна музыка. Сзади сидел кто-то третий, но его было плохо видно.
Погладив спящую жену, я тихо вылез из автобуса и пошел на сьемочную площадку. Там вроде бы ничего не изменилось. Актер, игравший в фильме по Дюрренматту, степенно беседовал с какой-то интеллигентной пожилой дамой в очках, ровно гудел двигатель в военной машине… Но, уже выстроенные полукругом у вагона, горели софиты, уже прошла быстро необыкновенной красоты женщина в длинном
