Англия и Франция не только запланировали оккупацию Норвегии, но даже выполнили первый этап этого плана — минирование норвежских территориальных вод 8 апреля 1940 года. Собственно, именно потому что английский флот сосредоточенно занимался минированием территориальных вод Норвегии, англичане и прозевали подход немецких десантов, которые смогли 9 апреля захватить норвежские порты и Данию. При этом 'одно из самых поразительных послевоенных открытий состояло в том, что Гитлер, несмотря на неразборчивость в средствах, предпочел бы оставить Норвегию нейтральной и не планировал вторжения в нее, однако явные признаки готовящихся враждебных акций союзников в этом районе спровоцировали его на этот шаг'. (Базил Лиддел Гарт, 'Вторая мировая война', стр. 61).
Говоря о скандинавской кампании, Типпельскирх буквально кипит от возмущения: 'Остается непонятным, как могли обе западные державы на Нюрнбергском процессе обвинить руководителей Германии в планировании и проведении агрессии против Норвегии и заставить своих членов трибунала включить это обвинение в приговор'. (Курт фон Типпельскирх, 'История второй мировой войны', т. 1, стр. 59). Неблаговидные обстоятельства подготовки к абсолютно не спровоцированному вторжению в мирную, нейтральную скандинавскую страну отмечают даже официальные британские историки — Лиддел Гарт ('Вторая мировая война', стр. 67, 68) и Дж. Батлер ('Большая стратегия', т. 2, стр. 129).
3.
Все эти обстоятельства тщательно и всесторонне изучены. Они давно и хорошо известны. И при этом никто не обзывает инициатора скандинавских проектов Уинстона Черчилля агрессором, никто не обвиняет его в развязывании войны. Напротив, Черчилль справедливо считается одним из величайших британских политиков XX века, одним из самых упорных и последовательных борцов за демократию. И дело тут, разумеется, не в том, что кого-то убедила черчиллевская патетика. Просто все понимают, что за демагогической и напыщенной черчиллевской фразой стоит простая истина: с осени 1939 года Франция и Великобритания вступили в войну с самым страшным противником за всю свою историю. К концу 1940 года германский рейх неимоверно усилился, поглотив Австрию, Чехословакию и Польшу. В этой священной войне на карту были поставлены будущее и свобода человечества. И никто, кроме совершенно оторванных от жизни моралистов, не может упрекнуть Черчилля в том, что он не слишком стеснялся в средствах.
Ситуация, которая к весне 1941 года сложилась на западных границах нашей страны, была еще серьезней. Гитлер разгромил Францию и выбил Британию с континента. В отдельной главе мы детально рассмотрим причины, по которым Гитлер решил и решился напасть на Советский Союз. Но совершенно ясно одно если бы, как утверждает Суворов, 6 июля 1941 года советские войска действительно нанесли удар по немецким армиям, то это была бы именно превентивная война. Известно, что весной 1941 г. Тимошенко и Жуков предлагали нанести упреждающий удар по немецким войскам, сосредоточившимся у наших границ. И Сталина осуждают (в том числе) именно за то, что такое решение принято не было. Потому что гипотеза о советских планах нападения на Германию существует только в рассуждениях лживого сочинителя Резуна, присвоившего себе фамилию великого полководца Суворова. Что касается германских планов вторжения, то они подтверждаются не только огромным количеством документов, но фактом — конкретным и страшным — 22 июня немецкие войска вероломно, в нарушение торжественно заключенных договоров, напали на Советский Союз.
Глава 3
От Версаля до Мюнхена
1.
Кто был виноват в том, что в 1939 году человечество подошло к самой последней роковой черте? У Суворова ответ готов: товарищ Сталин. Именно Сталин, как утверждает Суворов, 'подарил Гитлеру Польшу, а с ней и всю Европу'. (Виктор Суворов, «Самоубийство», глава 'Красноармеец Шикльгрубер'). Интересно, конечно, было бы узнать — каким же это образом была «подарена» Польша? А еще интересней (и гораздо важней) было бы объяснить, как же это Европа дошла до жизни такой, что политики стали за здорово живешь одаривать друг друга «польшами»? Но — увы! — на главный вопрос Суворов не отвечает вовсе, а на второй как будто отвечает, но слишком «общо» — мол, пактом Молотова-Риббентропа Сталин 'открыл шлюзы' германской агрессии. Эту идею Суворов повторяет, как заклинание, во всех своих книгах. Но до подробностей, к сожалению, не снисходит. А жаль, потому что с этой суворовской версией совершенно не согласны ни Уинстон Черчилль, ни Базил Лиддел Гарт, ни Шарль де Голль, ни Генри Киссинджер, ни Уильям Ширер, ни многие другие исследователи, очевидцы и непосредственные участники событий. Никто из них не разделяет суворовской идеи о том, что в развязывании Второй мировой войны повинно советское правительство. У них — у исследователей, очевидцев и участников, — совершенно другое мнение по этому поводу. Кто же прав?
2.
Главнокомандующий союзными войсками в Первой мировой войне маршал Фош был настолько недоволен Версальским мирным договором, что отказался присутствовать на его торжественном подписании. Фош считал, что договор 'не обеспечивает безопасности Франции'. 'Если нам не будет предоставлена военная граница по Рейну, — пророчествовал маршал, — то Франция и Бельгия останутся открытыми для вторжения, и нас снова ожидает разгром'. (Женевьева Табуи, '20 лет дипломатической борьбы', стр.38).
Проблема Рейнской области была на конференции одной из самых болезненных. Со времен Бисмарка опасность германского нашествия из-за Рейна была страшным кошмаром французских политиков и военных. Поэтому маршал Фош и премьер-министр Франции Клемансо требовали отделения Рейнских земель от Германии и создания независимого государства. Однако британский премьер Ллойд-Джордж и президент США Вильсон не поддержали столь радикальный проект, фактически отдававший «Рейнландию» под французскую опеку. В конце концов был принят компромиссный вариант, во многом учитывающий принципиальные требования французов. Окончательные условия Версальского договора относительно Рейнской области включали в себя: оккупацию в течение 15 лет левого берега Рейна с правом продления срока оккупации и с правом ее возобновления; нейтрализацию (демилитаризацию) левого берега и 50- километровой зоны на правом берегу; наконец, что было принципиально важным, Великобритания и Соединенные Штаты приняли на себя обязательства в случае конфликта немедленно оказать Франции военную помощь. (Андре Тардье, «Мир», стр. 129–170).
Французское правительство справедливо считало, что договор создает для Франции более чем солидные гарантии. Не доволен остался только маршал Фош. 'Это не мир, — заявил Фош, — это перемирие на 20 лет'. Маршал понимал, что никакие гарантии не имеют смысла, если отсутствует политическая воля. Но вряд ли даже Фош мог предвидеть весь тот позорный путь политического и государственного самоубийства, через который провели свою страну и свой народ руководители французской политики — тот путь, который и сделал пророческим мрачное предвидение старого маршала.
3.
В том, что Франция досрочно отказалась от права оккупации левого берега Рейна, не было ничего удивительного — Германия эпохи Веймарской республики стремилась быть государством миролюбивым и, в целом, демократическим. В общественном мнении (прежде всего, в Англии) общим местом стало убеждение, что в Версале с Германией сгоряча поступили несправедливо (подробнее об этом см: Г. Никольсон, 'Как делался мир в 1919 г.'). Поэтому на многое смотрели весьма снисходительно: и на фактический отказ Германии выплачивать долги по репарациям, и на то, что Германия сумела фактически сохранить и Генштаб и кадровую основу армии**.
Удивительно только то, что приход к власти Гитлера никого особенно не встревожил даже во Франции — и это несмотря на то, что одним из главных лозунгов, на котором Гитлер строил свою агитацию и пропаганду, было требование немедленно сбросить 'оковы Версаля' и обещание расквитаться с Францией. Однако, по свидетельству очевидца, в роковые дни в конце января 1933 года французских политиков гораздо больше новостей из Берлина интересовала очередная отставка очередного правительства. (Женевьева Табуи, '20 лет дипломатической борьбы', стр. 181). Один из немногих, кто всерьез задумывался над возникшей германской проблемой, был председатель только что отставленного правительства Поль
