— В семье не без урода, — буркнул Папа.
— Узнаю Анюту, — рассмеялась Мама. — Представляю, как она расстраивается из-за того, что ты плохо ешь.
Папа покосился на Сына:
— Я никогда не расстраиваю маму, — с расстановкой произнес он. — Съедаю все, что на тарелке. Просто у меня такой обмен веществ.
— Это у тебя от глистов, — парировал Сын.
— Почему ты так говоришь? — заволновалась Мама.
— Опять врешь! — возмутился Папа. — Пойди встань в угол!
— Правильно! — Мама облегченно вздохнула. — Не смей дразнить братика! Иди в угол. А тебе, Марик, еще добавки.
Добавка оказалась больше порции. Папа лениво проглотил пару ложек, сыто отвалился от стола и встретил взгляд Сына. Дверца в ловушку захлопнулась. Глаза Сына светились любопытством и мстительной радостью. Мама безмятежно улыбалась.
— Я не могу предаваться чревоугодию, когда брат мой стоит в углу! — голос Папы прозвучал торжественно, но обеспокоенно.
— Кушай, кушай, братик! — протянул Сын. — Раньше мог и теперь сможешь. Знаешь, как мой папа говорит: «Не можешь — научим, не хочешь заставим».
Папа отпихнул тарелку и рванулся из-за стола. Большая тяжелая рука опустилась на его плечо, и Папа плюхнулся обратно. Покосившись на влажную цепкую лапу, он тоскливо вспомнил маленькие изящные ручки жены.
— Ну давай, еще одну ложечку за маму… — с каждым словом его голову все ниже пригибали к тарелке.
— И ложечку за папу! — радостно взвыл Сын.
Перед Папиными глазами расстилалось море молочной каши. Иногда по нему пробегала рябь. То здесь, то там возникали и исчезали острова. Сладковатая каша стояла уже в пищеводе.
— Я сейчас вырву, — предупредил Папа.
— Только попробуй! — возмутилась Мама. — Лучше давай еще ложечку за тетю Соню.
— Плевал я на твою тетю Соню! — в знакомой роли Папа сразу почувствовал себя увереннее. — Пусть эта корова сама ест за себя! Еще и ешь за нее! Мне все эти родственнички уже вон где… Пошли отсюда! — бросил он Сыну…
Народу во дворе прибавилось. Петя, проклиная отглаженные брючки, тоскливо наблюдал за катавшимися с горки Наташкой и Фердинандом.
— Ну хватит, — ныл он каждый раз. — Ну пошли на качели!
— Наташка! — крикнул Сын. — Ко мне двоюродный брат с Амура приехал!
— Ах какой амурчик! — сказала Наташка и, подтянув великоватые джинсы, полезла на горку. Папа смутился. Он только сейчас заметил, какая Наташка красивая.
— Эй, Амурчик, ты хоть в футбол играешь? — крикнул с горки Фердинанд. — Какая у вас там футбольная команда?
— «Амурские волны», — нашелся Папа.
— Дохлая команда, — небрежно сказал Фердинанд. — Плохо взаимодействуют игроки разных линий. Не хватает умения завершить атаку.
Папа задумчиво погладил голову, Фердинанд, копируя его жест, погладил футбольный мяч и продолжил:
— Оставляет желать лучшего морально-волевая подготовка игроков.
Все с уважением посмотрели на Фердинанда.
— Ты о каждой команде так говоришь, — обронила сверху Наташка и съехала вниз.
— Дура, иди поиграй в куклы.
— А я Петя, — аккуратно обойдя лужу, подошел Петя Смирнов. — А у вас что, занятия уже закончились?
— Завтра Амурчик пойдет со мной в школу! — захлебываясь от восторга, сообщил всем Сын.
— Не говори глупости, — нервно дернулся Папа. — Я в эту школу не записан.
— Не бойся, — сказала Наташка. — Я за тебя попрошу.
— Мама договорится, — уверенно произнес Сын. — Пошли скатимся.
Но на горке уже катался Стрельчихин Младенец.
— Куда лезете?! — закричала Стрельчиха, вставая со скамейки. — Не видите, что ребенок катается? Катайся, катайся, ягодка, не бойся.
— Пошли, — сказала Наташка, — ну ее.
— Подожди, — в глазах Фердинанда блеснул огонек. — Ты ее боишься? — спросил он Папу.
— Еще чего, — возмутился Папа. Наташка с интересом посмотрела на него. — Я Амур переплываю, — неизвестно зачем добавил Папа под ее взглядом.
— Тогда скатись. Слабо?
Папа усмехнулся и шагнул к горке. Стрельчиха кинулась ему наперерез.
— Ты куда? Не слышал, что сказала? Я тебе сейчас!
— Не имеете права, — холодно сказал Папа. — Горка общественная. Отойдите.
— Право? — побагровела Стрельчиха. — Какое право? Вот тебе право!
Висеть на одном ухе, чуть касаясь носочками земли, было не только непривычно, но и очень больно. И Папа жалобно кричал:
— Пустите! Пустите! Вы не имеете права, это насилие!
— Стерва, — через несколько секунд тоскливо сообщил Папа.
Стрельчиха раскрыла рот и разжала пальцы одновременно.
Обретя почву под ногами, Папа отскочил на безопасное расстояние и с достоинством произнес:
— Сейчас я вынужден убежать, но я вернусь и вместе со мной придет закон!
Стрельчиха и Папа рванулись одновременно.
— Куда, мерзавец? — задыхалась Стрельчиха.
— В юридическую консультацию! — кричал Папа, повизгивая, — Mелкое хулиганство, статья 206, часть первая…
— Ах, собака! — восторженно сказала Стрельчиха и остановилась.
— Сушите сухари, грузите апельсины бочками, волчица ты, тебя я презираю! — гордо прокричал Папа и исчез в подворотне.
Остаток дня компания провела очень приятно — Папа завоевывал авторитет: не жалея командировочных, покупал на каждом углу мороженое, а Наташке преподнес губную помаду. Этой помадой Фердинанд сделал надпись на двери Стрельчихи. Но конец получился скомканным — проходили мимо «Пирожковой», и распоясавшаяся компания хором, в котором отчетливо прослушивался голос собственного Сына, стала орать: «Лысая башка — дай пирожка» — и орала минут десять, а Папа деланно улыбался, сжимая кулачки в карманах, но пирожки всем все-таки купил.
Мама куда-то ушла. Объевшиеся мороженым дети были очень довольны, что ужин откладывается. Вернулась Мама оживленная, с новой прической и букетом роз.
— Дети, — сказала она, — быстро ужинать и по кроватям.
— Почему у тебя новая прическа? — агрессивно спросил Папа.
— А разве мне не идет?
— Интересно, для кого это? Муж уезжает в командировку, а она делает новую прическу, — Папа повернулся к Сыну. — Как тебе это нравится?
Брови Мамы поползли вверх, и Папа спохватился.
— А вот моя мама, — быстро сказал он, — делает прическу перед приездом мужа. Перед!
Покрасневшая Мама нервно теребила на пальце обручальное кольцо.
— Быстро ужинать и по кроватям! — наконец сказала она.
