нарочно изображают из себя идиотов, создают ореол таинственности… Вот смотри, этот чрезмерно ругает себя, выставляет в нелепом свете, а ведь это тоже пижонство… Оборотная сторона эгоизма, да еще невероятная уверенность в себе… Ко всему он жадный. Хвастается гонорарами, а все покупаешь ты, а он чашки кофе никому не купит.
«В самом деле, — думал Вадим. — Какого черта, он гребет деньги лопатой, но трясется над каждой копейкой».
— А у этого, посмотри, какая жуткая женщина! Как ему не стыдно с ней появляться!
«Действительно, дурак», — заключал Вадим про себя.
— И что ты с ними встречаешься, не понимаю, — пожимала плечами Тамара. — Им только бы болтать, а тебя ждет дело…
Случалось, впервые столкнувшись с человеком, она тут же бесцеремонно его разбирала.
— Как ты можешь так сразу судить о человеке, ведь ты его совсем не знаешь? — удивлялся Вадим.
— А я это чувствую. Я уверена в этом. Да и человек с таким невыразительным лицом что может сделать? У него постная физиономия, ему все неинтересно.
Ее неожиданные ответы обескураживали Вадима. Обычно на свои вопросы он предполагал определенные ответы, но с Тамарой все было непредсказуемо. И странное дело, она редко ошибалась в оценке людей. Вадим начинал приглядываться к тому или иному приятелю, и внезапно замечал в нем то, чего не видел раньше. Тамара обладала прямо-таки сверхъестественной интуицией. Как-то незаметно, само собой она отвадила от Вадима многих его приятелей. А потом вдруг ни с того ни с сего стала ревновать его к работе. Однажды Вадим приехал поздно в приподнятом настроении.
— Том! — возвестил с порога. — Я сделал потрясающие иллюстрации. Завтра поедем смотреть.
— Поздравляю! — закусив губу, процедила Тамара. — Только знаешь что, мой дорогой? Это никуда не годится. Я его жду, не могу уснуть, а он даже позвонить не может, что задерживается. И еще неизвестно, с кем ты там задерживаешься!
— С красотками, с кем же!
Тамара вздрогнула и стремительно ушла на кухню — она не принимала подобный юмор. Разогревая ужин, она нервно закурила.
— Ошибаешься, если думаешь, что я буду это терпеть. В конце концов я прежде всего живу не с художником, а с мужчиной. Я собственница. Вот заведу любовника, тогда…
— Надо быть полной дурой, чтобы изменять мне, — Вадим стиснул ее в объятиях.
— Ты поломал всю мою жизнь, — впервые пожаловалась она сдавшимся голосом. — Закабалил, подчинил себе. И как тебе это удалось, ведь я такая стойкая. Мужчины добивались меня годами…
Через несколько дней они сидели в креслах плечо к плечу и смотрели телевизор. Накануне Вадим опять много работал и от усталости задремал, а проснулся от горячих поцелуев и сбивчивых причитаний.
— …Как?! Ты уснул?! Первый раз в жизни объяснилась мужчине в любви. Смотрю — он закрыл глаза, подумала — расчувствовался, а он все проспал!
— Прости, Том, — чуть не засмеялся Вадим. — Действительно обидно проспать такое. Давай рассказывай снова, как ты любишь меня.
— Ну уж нет! Эгоист несчастный!.. Сейчас я подумала: «Мне столько дарили цветов, а вот ты, любимый мужчина, ни разу не подарил».
— Обязательно подарю… Но я предупреждал тебя, что не умею ухаживать за женщинами… Вы, женщины, любите разные подарки, комплименты, а ведь, в общем, комплименты фальшивая штука.
— Не-ет, — с блуждающей улыбкой протянула Тамара. — В наше жестокое время люди так редко слышат приятное, слова похвалы. Ты, пожалуйста, почаще говори, что я хорошая. Мне это нужно, ведь внутри я слабая, просто никому не показываю слабость…
Зимой они расписались. Вадим не захотел устраивать большого торжества, но Тамара настояла:
— Я не каждый год выхожу замуж. И потом, для чего мы живем, если еще отказывать себе во всем. Второй жизни ведь не будет.
Она сняла целую дачу в театральном Доме отдыха в Серебряном бору, пригласила всех своих знакомых и приятелей Вадима, и во время застолья произнесла прекрасную речь в честь мужа.
В первые месяцы Вадим смотрел каждый балет с участием жены. Если Тамара была занята только в последнем акте, то начало спектакля смотрела вместе с Вадимом в служебной ложе. Бывало, Вадим только войдет в образ, как она фыркала ему в ухо:
— Вот задрала ногу, корова, прямо в миманс врезалась… А этот дуралей давно вышел из формы, поддержку сделать не может, руки дрожат!
— Том, что ты говоришь?! — шептал Вадим; его воображение сразу лишалось опоры.
— Что? — совершенно невинно вопрошала Тамара.
Она смотрела спектакли профессионально, обращала внимание лишь на мастерство, на технику исполнения. Для Вадима это было открытием; он не догадывался, что в танце, так же, как и в живописи, можно что-то создавать и в то же время думать, «точно или не точно» получается. «Видимо, в этом и заключается разница между зрительским и профессиональным восприятием, — рассуждал он. — Для зрителя искусство начинается там, где его настолько захватывает происходящее, будь то танец или картина, что он забывает о технике, о тайне материала. Но профессионалы видят все».
Когда он об этом сказал Тамаре, она кивнула:
— Все правильно. Для зрителя искусство — храм, а для меня — жизнь. Когда я танцую, я вся в образе, в музыке, но и не витаю в облаках, не забываю о ремесле. Танцую эмоционально и в то же время осмысленно. Ты ведь тоже перед картинами не теряешь голову, а оцениваешь… фактуру там холста, разные мазки. Разве тебе все равно, как сделано?
— Да, — согласился Вадим. — У художника всегда есть самооценка.
— Вот видишь! «Знания убивают дух», — сказал философ, — улыбнулась Тамара, довольная своим предельно ясным объяснением.
— Знания бывают разные, — надулся Вадим. — Рациональные и как бы наполняющие. Первые всего лишь отраженные. Как зеркало. Убери его — и все из тебя улетучится. А наполняющие знания заставляют тебя размышлять… Это-то мне понятно, но вот в чем разница между умелым мастером и настоящим художником?
— Хм! Умелец просто овладел навыками, определенными законами, а художник создает свои собственные законы.
— Пожалуй, — кивнул Вадим.
Случалось, Тамара была свободна от спектаклей, но если в тот вечер по телевизору показывали балет, они непременно его смотрели. К просмотру Тамара тщательно готовилась: сдвигала кресла, на стол ставила чай, коньяк, сигареты; завершив эти приготовления, забиралась с ногами в кресло и принимала царственную позу. Во время передачи искоса поглядывала на Вадима, угадывая его реакцию… Первое время Вадим с мужланской непосредственностью говорил то, что думал:
— …Напрасно ты, Том, ругала Панову. По-моему, она пластичная и двигается легко, и вообще хорошо смотрится.
— Ты так считаешь? — Тамара взволнованно закуривала, уходила на кухню и весь вечер яростно громыхала кастрюлями и с Вадимом не разговаривала.
Вадим пытался ее развеселить:
— Королева, что с тобой? Уж не потеряла ли ты свою корону?
— Нет, она на мне. Я и сплю в ней. А вот ты далеко не король.
Вскоре Вадим понял в чем дело, а поскольку ему уже стали надоедать одни и те же спектакли, начал хитрить:
— Ты права, Том, коряво танцует Панова. С такой невыразительной техникой только в мимансе стоять, а не партии вести. Я не могу эту ерунду смотреть. Пойду лучше поработаю, почитаю текст, завтра надо сделать иллюстрацию.
Тамара обнимала мужа.
— Какой ты тонкий, все-таки! Наши, балетные, годами до всего доходят, а ты сразу уловил. Конечно,
