коммерсантом, он как раз машину брал — десятку, что ли, новую, — тогда это еще круто было, они только- только пошли. Договорились, короче, что он на машине по дороге на мойку заедет. А на мойке к нему в багажник наш опер залез — сиденья задние с креплений сняли, но на месте оставили. Угонщик-то пас, конечно, но там как — машина на мойку заехала, дверь закрылась — в общем, он ничего не видел. Коммерс доехал до магазина, вышел — тут же подъезжает тачка, из нее парень такой шустрый прыг — дверь вскрыл, замок вырвал, провода напрямую замкнул — и погнал. Только он, значит, отъехал, встал на светофоре, жизнью наслаждается, опер потихоньку сиденье заднее откинул — и тому ствол в затылок: «Руки вверх». Тут-то казус и произошел — парень от неожиданности — как ты сказал — дефецировался, или дефекицировался, — обгадился, короче.
— А к нам-то какое это отношение имеет?
— А вот какое. Мы знали, что за ним эпизодов куча — и когда к нам его приволокли, стали в камеру оформлять сразу. Он — мол, дайте помыться, а ему в ответ: а ху-ху — не хо-хо? Так, как есть, и в ИВС пойдешь, и в СИЗО заедешь. Он — чуть ли не в ноги, Христом-богом молит — дайте помыться и переодеться. А ему в ответ — дадим, если по эпизодам своим явки напишешь. Так не успевали бумагу подносить — только ручка мелькала. Четырнадцать висящих угонов по району подняли — он все сдал, и куда сбывал, и кому. Вот так. Почему бы сейчас не повторить?
— Я с ними в машине не поеду. Как хотите. Я на такое не подписывался.
— Вова, партия прикажет — не только с обосранными поедешь, сам обосрешься. Ты опер или где? — Игорька явно забавляла брезгливость «старшего брата».
— Леня, иди сюда! — мне в голову пришла идея, которая способна будет избавить наши органы обоняния от грозящего им испытания.
— Леня, скажи-ка мне вот что: у «отказных» своя тачка среди ваших трех есть?
— Так вы ж на ней и ехали — это Серегина, ну, того, который все за бабки общаковые переживал.
— Стоп, а у «носатых»?
— «Тойота» — на ней они прикатили.
— Вот и ладненько, пойдем договариваться — пусть у нас на извозе поработают, бомбилы.
Через полчаса освобожденные от браслетов дети гор резво грузили вонючих немцев в салон и багажник «Тойоты». Носки «носатых» затолкали немцам в рот — от использования галантерейных изделий по назначению гости с юга почему-то отказались, четвертому немцу повезло больше — в связи с ограниченностью запаса потных «карасей» рот ему заткнули обыкновенной рукавицей из бани. Была, правда, мысль поискать у них в рюкзаках портянки — форма-то наша у них с собой была, значит, и портянки должны иметься, но от этой мысли отказались — все-таки портянка во рту — это практически химическое оружие. Главный из сынов гор и по совместительству владелец «Тойоты» по имени Заза, соорудив себе из подручных средств нечто вроде ватно-марлевой повязки — хотя ни ваты, ни марли в ней не было — обыкновенное смоченное коньяком (коньяк тоже был Зазин) полотенце, открыв передние стекла машины и люк в крыше, обреченно сел за руль. В остальных машинах разместились мы, Леня, «примкнувшие», начавшие потихоньку подавать признаки жизни «отказники», которых также пришлось запихать в багажник, и двое незадействованных в транспортировке «носатых». Им сковали наручниками руки за спиной, посадили на заднее сиденье «Форда», а на колени устроили тело пятого немца, на личном опыте уяснившего истинность слов Александра Ярославовича: «Кто к нам с мечом придет, тот по шайбе и получит». Леня закрыл дом, запер ворота, вздохнул — кто знает, когда доведется вновь здесь побывать и доведется ли, — и мы стартовали в сторону базы и ожидающего нас Старого. Немецкую рацию и барахло гансов прихватили, естественно, с собой. На часах было уже шесть — и мы надеялись, что, добравшись до базы с ценным уловом, получим обильный завтрак и заслуженные аплодисменты.
По пути обратно от «брони» и «МАЗа» мы оторвались. Вероятность встречи со второй немецкой группой была ничтожно мала, а дышать выхлопами их движков — брр. Поэтому, прибавив газку после выезда на асфальт, мы мигнули студентам «стопарями», колонна из пяти джипов резко увеличила скорость. В Ганцевичи мы приехали, когда уже окончательно рассвело. Приехали — и обомлели. Все пространство перед воротами части было усеяно автомобилями, автобусами, мотоциклами. Чуть в стороне, на краю площадки, служившей стоянкой для личных машин офицеров базы, дымились две полевые кухни, к которым выстроилась длинная очередь из понурых, угрюмых людей — в основном — женщин, детей, стариков, хотя мужчины в полном расцвете сил также в ней мелькали. Приезд нашей кавалькады был встречен неодобрительным гулом — очередь перегораживала дорогу, так что для того, чтобы добраться до ворот, нам пришлось отчаянно сигналить и расталкивать зазевавшихся «кенгурятником» головной машины — но, в конце концов, и это не помогло, пришлось останавливаться. Мы с Вовой, Андрюхой и Игорем вылезли — надо было как-то урегулировать возникшую проблему, — и вот тут-то все и началось. Вид здоровых мужиков в камуфляже, с оружием, разъезжающих на дорогих иномарках, привел очередь, которая моментально стала толпой, в неконтролируемую ярость. Заводилой, как это обычно бывает в таких ситуациях, выступила женщина — лет тридцати пяти на вид, одетая в грязный джинсовый костюм — видавшие виды джинсы и вареную куртку, купленную явно еще во времена ее молодости, кроссовки на высокой подошве, в бейсболке красного цвета на голове, с какой-то аббревиатурой — «БРС…» — последняя буква была настолько потерта, что угадать полный текст было невозможно, с туристским топориком в одной руке и колом — видимо, палатку собралась ставить — в другой.
— Вы! Скоты! — закричала она. — Вы сюда людей давить приехали? Звезды нацепили — совесть продали? У нас мужья, — вокруг заводилы тут же начала сбиваться группа неуловимо похожих на нее женщин, — там, — взмах рукой в сторону, куда указала антенна станции, — остались, а вы здесь водку жрете?
Она подошла слишком близко и почувствовала запах перегара, исходивший от Игоря, — такая у него особенность организма, стакан выпьет — потом разит сутки.
— Успокойтесь, гражданочка, мы здесь тоже делом занимаемся, — попытался разрулить намечающийся скандал Володя.
— Делом? — выкрикнула «джинсовая», бросившись к кабине. — Вот ваше дело! — отодвинув замешкавшегося Андрея, стоявшего у правой задней двери, она, как кошка, прыгнула в салон и извлекла оттуда полупустую бутылку виски.
— Мажоры херовы! — толпа начала заводиться. — И раньше на вас управы не было, так вы и сейчас, говнюки, водку жрете да …лядей в тачках трахаете? Где ваши …ляди? — А ну, бабы, давай тачки выворачивать, — она бросила кол на землю и, размахивая топориком в правой руке, бросилась ко второй машине. Толпа, которая до этого наливалась отчаянием и ненавистью, нашла выход своему гневу. Женщины кинулись к джипам, распахивая двери и вытаскивая наружу всех, кто в них находился, — за волосы, за «хлястики» полевых погон, за ремни — за что придется. Никто из сидевших в машинах не успел — да, наверное, такая мысль и не пришла никому в голову — схватиться за оружие — разъяренные фурии все сделали не хуже взвода ОМОНа — все, включая немцев, «носатых», «неносатых», всех наших — оказались на земле.
— А это что за твари? — продолжала разборку «джинсовая». — До того нажрались, что вам их хомутать пришлось? — она указала на троих «вонючих» немцев, которые были в салоне «Тойоты» — четвертого, помещенного в багажник, толпа не заметила. Что ж вы делаете, подонки? Наши-то мужики — все воюют уже, мой-то — второй день — ни звонка, ни СМС, а вы тут… — голос ее на высокой ноте оборвался истерическим всхлипом.
Толпа напряженно замолчала. Все ждали от нас каких-то слов, оправданий, покаяния — и тут все испортил Ленчик.
— Да вы что, девки, с катушек съехали? Мы — спецгруппа, диверсантов ловили!
— Диверсантов? Так это немцы, что ли? А-а-а-а! — заорала «джинсовая» и бросилась вперед, замахиваясь топором. Все — женщины, мужчины, старики — все устремились за ней.
— Стоять! Стоять, стрелять буду! — Володя передернул затвор «АКМСУ» и выпустил очередь вверх. Но людей было уже не остановить. Откинув в сторону всех, кто не был в наручниках, толпа нашла выход для своего гнева и страха. Вооруженная всем подряд — топориками, кольями, металлическими мисками, ложками — тем, что находилось у людей в руках в момент нашего приезда, — толпа сгрудилась островками вокруг двух машин, в которых ехали закованные в наручники немцы и «носатые». Глухие звуки ударов,
