своевременно выходила в назначенные пункты и быстро развертывалась для боя. Не случайно же за умелые действия в Прибалтике дивизия была награждена орденом Суворова II степени и получила наименование «Двинская».
Преодолев, как говорится, «на рысях поляну», 27 января дивизия подошла к германской границе (бывшей) и в ночь на следующий день пересекла государственную границу Германии в районе города Шнайдемюль. Этот город — крупный узел железных и шоссейных дорог, сильный оборонный рубеж противника, прикрывавший с юго-востока подступы к Померании. Нас обогнали соединения 2-й танковой армии генерала Богданова. 311-я дивизия, используя успех танковой армии, прорвавшей оборону противника восточнее Шнайдемюля, вошла в прорыв, захватила железнодорожную станцию и блокировала город. На железнодорожной станции города дивизия захватила 25 эшелонов с техникой и военным интендантским имуществом. Одних только теплых на меху сапог было несколько тысяч пар. Они, видно, предназначались для летчиков и танкистов.
Дивизии была поставлена задача овладеть городом, который немцы здорово обороняли. В помощь нам прибыли командующий артиллерией 61-й армии и несколько артбригад и артполков «катюш» артдивизии H. A. Зернова. Наступление частей дивизии для овладения городом было организовано довольно быстро. Вся приданная и поддерживающая артиллерия и артиллерия дивизии и полков обрушилась на город. Немцы оборонялись с большим упорством, по их обороне можно было судить, что силы в городе были немалые.
На третий день нашего — почти безрезультатного — наступления на этот город меня вызвал к телефону командующий 61-й армией генерал-полковник П. А. Белов. Он был очень недоволен тем, что дивизия плохо действует в городе, где, как он выразился, всего две-три сотни немцев, а мы столько времени возимся, и результатов никаких. Я не мог ответить доказательно на его упреки, так как у нас не было еще «языка» и, следовательно, никаких данных о противнике. Но по тому, как он оборонялся на всех направлениях города, было очевидно, что перед нами крупная немецкая группировка. Я все-таки высказал свое мнение командующему армией, что мы имеем дело, скорее всего, не с сотнями, а с тысячами немцев и одной дивизии мало, чтобы овладеть городом.
Как уже потом стало известно, «гарнизон Шнайдемюля насчитывал до 28 тысяч солдат и офицеров, более 100 полевых орудий, 84 зенитных пушек, 26 самоходок, 18 танков и около 100 минометов». Группировка противника была подчинена командиру 14-го танкового корпуса, а в нашей 311-й дивизии, когда она блокировала город, насчитывалось около 4 тысяч солдат и офицеров. Если бы в те дни противник не отсиживался в окруженном нами городе, превосходя нас в семь раз по численности, а действовал более активно и решительно, думаю, нам пришлось бы несладко.
После 3 февраля мы получили задачу сдать блокаду 47-й армии и быстро выйти в район Шепланке, где располагался командный пункт 80-го стрелкового корпуса генерала Верасбицкого, в подчинение которого мы временно вошли. Верасбицкого, хорошо подготовленного командира, я знал еще до войны, по Дальнему Востоку. Мы оба командовали под Благовещенском разведбатами в разных дивизиях, но в одном корпусе. Он немного изменился внешне — сейчас он носил очень красивую бороду.
Дивизию в срочном порядке вывели в район Шепланке, чтобы остановить и уничтожить контратакующего противника. Штабу корпуса, в силу сложившейся обстановки, приказывалось отойти назад, сменить свой командный пункт, а 311-й дивизии — занять оборону в районе Шепланке и отразить танковые контратаки противника.
Прежде чем продолжить рассказ о последующих действиях нашей дивизии, хочу остановиться на том, чем же закончились бои за Шнайдемюль.
Как стало известно позже, войска правого крыла 1-го Белорусского фронта значительно продвинулись на запад и пресекли все попытки противника оказать помощь и вывести из окружения свои войска, блокированные в городе. Нашу дивизию, о чем я писал выше, сменила оперативная группа 47-й армии в составе трех стрелковых дивизий под руководством командира корпуса генерала Кузьмина.
Утром 13 февраля командир 14-го танкового корпуса противника Штейнер, который возглавлял оборону города, приказал гарнизону пробиваться из окружения в северном и северо-западном направлениях вдоль реки Кюддов и соединиться с главными силами гитлеровских войск в районе Ландек. Из окружения противник выходил пятью группами до 20 тысяч человек с танками, артиллерией и автомашинами. В ночь на 14 февраля 1945 года шнайдемюльский гарнизон прорвал оборону блокирующих его частей и начал продвигаться в северном и северо-западном направлениях, по назначенным ранее маршрутам. Это очень осложнило обстановку в районе Шнайдемюля. Только после того, как противник оставил город, соединения нашего корпуса смогли овладеть им, очистив от специально оставленных здесь разрозненных вражеских групп.
Уничтожение прорвавшейся группировки противника было возложено на 79-й стрелковый корпус. Враг принес много неприятностей нашим тыловым частям, которые не ожидали его появления. В течение 5–6-дневных боев вырвавшаяся из окружения шнайдемюльская группа противника была уничтожена.
После всего этого генерал П. А. Белов, мой командующий корпусом, никогда не напоминал мне о шнайдемюльских боях и своей оценке сил противника.
Продолжаю прерванный рассказ. Мы, не теряя ни минуты, разведали наиболее опасные направления контрудара противника, заняли оборону на указанном нам рубеже, организовали систему огня всех видов, особенно противотанкового, и выслали вперед разведку. Наблюдательный пункт дивизии разместили на бывшем НП командира 80-го стрелкового корпуса.
Наступил вечер, стало темнеть, как вдруг на наш НП неожиданно прибыл генерал А. И. Яновский. Мы представились друг другу, хотя я сразу узнал его и он, видимо, узнал меня тоже. Видя его улыбку, я спросил, помнит ли он меня.
— Конечно, я вас узнал, — ответил Яновский. — Я помню вас еще совсем молодым командиром 1-й Кавказской стрелковой дивизии, — и назвал мою фамилию.
Яновский рассказал, что является заместителем командира 80-го корпуса и возвращается от передовых частей, которые, подвергшись танковому удару противника, дрогнули, но ему удалось остановить части корпуса и дать отпор неприятелю.
Я знал Яновского в бытность мою в Батуми в 1925–1926 годах на должности командира стрелкового взвода в 1-м Кавказском стрелковом полку, а Александр Иванович в те годы уже командовал 1-й Кавказской стрелковой дивизией, в состав которой входил и наш полк. Он носил два ромба, часто бывал в полку, собирал нас, молодых офицеров, и проводил командирские тактические занятия. Пройдя всю гражданскую войну, вошел с советскими войсками в Закавказье в должности командира дивизии. Это был образованный, интеллигентный человек, всегда спокойный, ровный и очень доброжелательный по отношению к своим подчиненным, на удивление простой в общении. Будучи командиром дивизии, перед каждыми большими тактическими учениями в поле он писал брошюры, в которых доходчиво излагал, как надо действовать, решая те или иные тактические задачи. Их печатали в дивизии и рассылали всем командирам рот.
Помню, как в тридцатые годы проводился набор молодых командиров на переподготовку для железнодорожных частей, в том числе и по службе тяги. В молодые годы я увлекался техникой и решил сдавать предварительные экзамены, которые проводились в помещении штаба дивизии. Письменные и устные задания оказались очень легкими, и я за все получил «отлично».
Но последнее слово оставалось за командиром дивизии. Выдержавших предварительные экзамены оказалось немного, и командир дивизии вызвал нас к себе для беседы. Первым в кабинет к Яновскому вошел я. Он похвалил меня за хорошие оценки и сказал, как всегда в своей манере, ровным, спокойным голосом:
— Вам я не советую уходить в железнодорожные части. В стрелковых частях вы на месте. Из вас в конечном счете получится хороший командир, и вы будете, судя по вашей работе в полку, хорошо продвигаться по службе. Нам нужны в дивизии хорошо подготовленные офицеры. Я не хочу отпускать вас в железнодорожные войска. Вы нужны нам, нашим войскам «царицы полей». Я вычеркну вас из списка сдавших предварительные экзамены, — сказал он и вопросительно посмотрел на меня.
Я не стал возражать, и он аккуратно вычеркнул из списка мою фамилию. Я до сих пор благодарен Александру Ивановичу Яновскому за то, что он удержал меня от необдуманного шага и в той или иной степени определил мою дальнейшую судьбу.
Неожиданная встреча со своим бывшим командиром дивизии очень обрадовала меня. Мы всю ночь
