России!
– Не треть, а пятую часть, – поправила Кюкюра дочь, – но живут в ней в основном русские да украинцы.
– Что ты понимаешь! – с досадой откликнулся Кюкюр.
– Ты бы, папа, лучше, дэгэрэн ырыа исполнил, – несмело попросила дочь, – а мы бы потанцевали.
– Да, я могу, но это будет как засохшая береста, – возразил он, – мне даются тангалай ырыата, но душа моя – в «Олонхо«!
Он изобразил клацающие небные звуки, ловко орудуя языком.
– Помню, мать моя, Амма, жена Лйаала, так танцевала! Даже когда шла в осуохай – все мужчины только на нее и смотрели. Но зато отец на кырыымпа так играл, так играл!
Кюкюр снова затянул песню. Его взор стал туманным и отрешенным, как апрельское утро над Вилюем. Шепелев с досадой смотрел на него осоловелыми глазами. Гости приуныли. И только Кюкюр все больше преображался, усмиряя голосом поток нахлынувших воспоминаний.
– Я так и знала, – тихо проговорила Ирина, обращаясь к жениху.
Егор, в отличие от большинства гостей, блаженствовал. Нравилась ему не столько песня сама по себе, сколько независимое и даже отчасти эгоистическое поведение будущего тестя. Он еле сдерживал довольную улыбку, наблюдая за сонными или недовольными лицами приглашенных.
– Ну давай потом, гости ждут, – снова шепнул Кюкюру Карагодин.
Глаза Кюкюра от гнева превратились в узкие, как бритва, щелочки. И блестели они, как бритва.
– Вот бы на голову твою кюпсюр обрушить! – воскликнул он. – Нерадивый ты кулут!
– Кюпсюр – это барабан, – шепотом объясняла Егору Ирина, – а кулут – раб. Папа, ну на самом деле, – она с мягкой укоризной взглянула на отца.
Тот ожесточенно замолчал и теперь сидел, тупо уставившись в тарелку, где остывал приготовленный под клюквенным соусом налим.
Шепелев дважды заседал за праздничным столом. Вчерашнее, более роскошное пиршество устраивалось ради деловых людей, партнеров, инвесторов и некоторых из работников фирмы. Среди прочих был приглашен представитель восточного отделения компании «Де Бирс», с которым Шепелев жаждал наладить сотрудничество. Гостям подавались осетрина и жаркое из рябчиков. Куски приготовленных по специальным рецептам кабана и косули, живописно сгруппированные на огромных блюдах, были украшены пикантным брусничным желе, грибами и дольками ананаса.
Сегодняшний праздник был намного скромнее. Это обстоятельство, однако, не смущало Шепелева. Наоборот, он требовал хвалы за проявленные демократизм и деликатность. Жене он говорил: «Ну подумай, на самом деле, что мне, паханов и „шестерок“ за один стол сажать?»
– А теперь подарок, – огласил Шепелев зал своим принужденно-веселым рыком.
Он кивнул помощнику, и тот, с трудом освободив из-под скатерти свои ноги-жерди, направился к окну. Там, на длинной тумбе, в окружении бокалов, фужеров, ваз с гладиолусами и тюльпанами, рдела таинственная, перемотанная золотистой лентой коробка. Захаров вручил ее шефу и невозмутимо уселся на свое место. Шепелев выдержал томительную паузу, потом стал распечатывать коробку, то и дело бросая проверяющие взгляды на напряженные лица гостей. Зал стих. Предвкушение чуда, барской щедрости и готовность к дежурным восторгам царили среди собравшихся.
– Вот, – причмокнул Шепелев, вынимая из коробки шкатулку из моржовой кости с ажурной резьбой. – Вот, принимайте...
Шепелев снова положил шкатулку в коробку и, не закрывая крышкой, вернул Захарову. Тому снова пришлось вылезти из-за стола, дабы вручить подарок молодым. Ирина ударилась в краску.
– Да зачем же, – от волнения приподнялась со стула Надежда Петровна, – ну, право...
– Надежда Петровна, – покровительственно и властно возвысил голос Шепелев, – сколько ты у меня на предприятии работаешь? Или твоя дочь не заслужила такого подарка?! Вот если бы я молодым машину подарил – тогда другое дело!
Егор сделал кислую мину. Ирина тронула его за руку. По залу пробежал ропот восхищения.
– Ты чего?
– Противно, – скривил он рот в горькой усмешке, – строит из себя щедрого господина, а сам народ эксплуатирует...
– Перестань, революционер нашелся, – сжала его руку Ирина. – Спасибо, – она поднялась со стула с благодарственной речью. – Это ценный подарок... каждый знает...
Она смущенно замялась.
– Кюкюр, – воспользовавшись паузой, обратился к Таныгину Шепелев, – ты красиво поешь, но еще не произнес сегодня ни одного тоста.
– А? – очнулся Таныгин.
– Скажи что-нибудь приятное гостям, поблагодари Семена Никанорыча за подарок, – раздраженно шепнула мужу Надежда Петровна.
– Я хочу выпить, – приподнялся на нетвердых ногах Кюкюр, – чтобы мы чаще собирались за праздничным столом, чтобы для народа Якутии наступил час процветания. Смотрите, сколько в нашем крае богатств, сколько золота и алмазов, угля и цветных металлов. А куда все это идет? – качнулся Кюкюр, обводя присутствующих требовательным, хотя и мутным взглядом. – Что за проклятие на нашем народе, если его богатства расхищаются, а ему достаются крохи?
– Кюкюр, – прошипела Надежда Петровна, слегка потянув его за полу пиджака, – перестань, ты не на митинге.
Ирина тоже забеспокоилась.
– А тебе, Семен Никанорыч, спасибо, – как ни в чем не бывало продолжал Кюкюр, – за твой королевский подарок. Ему место в музее, правда...
Таныгин закашлялся.
– Ну так давайте выпьем, чтобы у каждого в доме был такой музей, – подхватил Карагодин.
Зал зашумел, раздалось нетерпеливое чоканье. Кюкюр, изумленно качнув головой, сел.
– Ты чего? – напустилась на него Надежда Петровна. – Выпил лишнего, так учись сдерживать себя. Зачем ты о крае заговорил? Только этого мне не хватало.
– Молодец, тесть, – неожиданно для Кюкюра откликнулся Егор, чем вызвал на лице Таныгина растерянно-благодарную улыбку.
– Я тебе еще не то скажу, – хитро блеснули глаза якута, – но это пока тайна.
Он наклонился к Егору, но ничего не сказал. Заметив это доверительное движение, Шепелев заинтересовался.
– Мы с тобой поговорим, Кюкюр, – миролюбиво сказал он, заглушая возбужденные голоса гостей, – и станцуем!
– Не о чем мне с тобой говорить, – с упрямой непримиримостью пробубнил Кюкюр и махнул рукой. – У меня есть зять, вот с ним я и буду отныне говорить, – резко закончил он.
– Не прав ты, Кюкюр, – с вкрадчивой улыбочкой заметил Семен Никанорович, – ежели тебе чего не нравится, так и скажи! Угощения мало, пойла? Ну, говори!
– Не хочу, – капризно ответил Кюкюр, поднимая рюмку, – но за подарок тебе спасибо.
– Не стоит благодарности, – с выражением ложной скромности на лоснящемся от съеденного и выпитого лице сказал Шепелев. – Друзья, – обратился он к присутствующим, – давайте еще раз выпьем и – в пляс!
Вскоре легкая музыка, лениво льющаяся из динамиков, сменилась дурашливо-радостной попсой. Никто из пьяных гостей не вслушивался в однообразный повтор нескольких слов, составляющих так называемое содержание песни. Заскрипели, загремели стулья, и люди направились к просторной танцплощадке.
– Не пригласил музыкантов, – разочарованно посмотрел на толпу Кюкюр, – я бы попросил их исполнить дэгэрэн ырыа, ты ведь этого хотела, – с рассеянной улыбкой взглянул он на дочь.
Ирина звала Егора танцевать. Он отрицательно качал головой.
– Нет, я так не могу.
Наконец Егор встал и отправился вслед за Ириной в гущу танцующих. Кюкюр отрешенно смотрел на бутылку водки, поблескивающую в полумраке.
