– Взял.
– Вы предпринимали какие-либо шаги, чтобы выяснить, что представляют собой пакетики и каково их содержимое?
– Да.
– И что же в них было?
– Минуту, – опять вмешался Мейсон. – По поводу этого пункта мы выражаем возражение, так как это не относится к делу, несущественно и неуместно. Нет надлежащего обоснования; имущество было изъято в результате незаконного обыска и в данном случае является неправомочным доказательством. В этой связи, если суд не против, я бы очень хотел задать несколько вопросов.
– Отлично, в связи с высказанным возражением свидетель в вашем распоряжении.
– У вас был ордер на обыск? – задал вопрос свидетелю Мейсон.
– Нет, сэр, у меня не было времени на оформление ордера.
– Стало быть, вы приняли решение самостоятельно?
– Я принял решение самостоятельно, но я обратил ваше внимание на то, что спросил у обвиняемой, не против ли она, чтобы я заглянул в ее чемодан, и она ответила утвердительно.
– Послушайте, – прервал его Мейсон. – Вы рассказываете лишь суть вопроса. Вы даете свое заключение состоявшемуся разговору. Не можете ли вы вспомнить каждое слово?
– Фактически это и были мои слова.
– Вы говорили обвиняемой, что хотите обыскать чемодан?
– Да.
– Минуту, – остановил детектива Мейсон. – Вы дали клятву. Вы говорили ей, что хотите обыскать чемодан, или спросили, сможет ли она описать содержимое чемодана?
– Полагаю, я спросил, ее ли это чемодан, она ответила, что да. Тогда я спросил, может ли она описать содержимое чемодана, она это сделала.
– И тогда вы спросили, не возражает ли она открыть чемодан, чтобы показать его содержимое, которое она только что описала. Верно?
– Да, сэр.
– Но вы ведь не сказали ей, что хотите обыскать чемодан?
– Нет.
– Она не давала вам разрешения на обыск чемодана?
– Она сказала, что не возражает открыть его.
– Она не давала вам разрешения на обыск чемодана?
– Я сказал ей, что хочу открыть его, и она согласилась.
– Она не давала вам разрешения на обыск чемодана?
– Ну, думаю, слово «обыск» не произносилось.
– Совершенно верно, – подтвердил Мейсон. – Итак, вы приехали в аэропорт, чтобы удостовериться в правильности полученного вами намека?
– Ну… да.
– Кто дал вам этот намек?
– Я не имею права разглашать источники нашей информации.
– Думаю, что по существующим правилам судебного разбирательства, – заявил Мейсон, – этот свидетель должен убедить нас в том, что у него были веские причины для обыска чемодана и что анонимный намек, то есть намек, полученный от неизвестной личности, нельзя считать обоснованной причиной для обыска. Поэтому обвиняемая имеет право знать мотив для обыска ее чемодана.
Судья Алберт нахмурился и повернулся к свидетелю:
– Вы отказываетесь назвать имя человека, давшего вам намек?
– Намек получил не я, – ответил Эндрюс. – Информацию получило начальство. Мне сказали, что есть горячие факты и что мне надо ехать в аэропорт, ждать обвиняемую и спросить у нее разрешения заглянуть в чемодан. Если бы мне не удалось этого сделать, то следовало держать ее под наблюдением, пока я не получу ордер.
– Интересная ситуация, – заметил судья Альберт. – Очевидно, обвиняемая никому не давала разрешения на обыск своего чемодана, а дала согласие, чтобы чемодан открыли с единственной целью – удостовериться, что она правильно описала его содержимое. Своеобразная ситуация.
– С позволения суда, – продолжил Мейсон, – я подхожу к ситуации немного по-другому. Я хочу прояснить положение обвиняемой. Хорошо бы все выяснить на предварительном слушании, а не подходить к этому формально. – Он повернулся к свидетелю. – Вы забрали из чемодана пятьдесят пакетиков?
– Да, сэр.
– Они у вас с собой?
– Да, сэр.
– Вы их взвешивали?
– Взвешивать их? Нет, сэр. Мы пересчитали их, сделали опись, но не взвешивали.
– Ладно. Была еще одна вещь. Сумочка.
– Да, сэр.
– Вы просили обвиняемую опознать ее?
– Она сказала, что это ее вещь. У нее была квитанция на нее.
– А вы спрашивали ее о содержимом сумки?
– Нет.
– Спрашивали ли вы разрешения открыть сумку?
– Нет.
– Но вы же ее открыли и обыскали?
– Да. Но там мы не нашли ничего, заслуживающего внимания.
– Вы не спрашивали разрешения на то, чтобы открыть сумку?
– Кажется, нет.
– Вы просто подошли и открыли сумку?
– Я сделал это после того, как нашел большую партию…
Мейсон поднял руку:
– Сейчас это не имеет значения. Мы будем это называть «пятьдесят пакетиков». Что вы сделали с сумкой?
– Она здесь.
– Ну что ж, – проговорил Мейсон, – раз вы не знаете, сколько весят пакетики, то, может быть, назовете вес чемодана без пятидесяти пакетиков?
– Не назову.
– Вы знаете, что обвиняемая платила за излишек веса багажа?
– Да.
– И все же вы не взвесили пакетики?
– Нет.
– Если суд не против, я предлагаю взвесить их сейчас, – сказал Мейсон.
– С какой целью? – поинтересовался судья Алберт.
– Если весы покажут, – объяснил адвокат, – что сейчас эти две вещи, без пакетиков, весят сорок шесть фунтов, тогда это будет определяющим доказательством, что кто-то подбросил пакетики в чемодан после того, как обвиняемая сдала вещи в багаж.
– Полагаю, что я могу принять такое объяснение, – решил судья Алберт. – Объявляю перерыв на десять минут. Судебный пристав принесет в зал суда какие-нибудь весы, и мы взвесим эти два чемодана.
– Совсем не обязательно, что это прояснит дело, – запротестовал Кезуэлл. – Мы знаем, что чемоданы весили сорок шесть фунтов, только со слов обвиняемой. Тогда она была отпущена под залог. Мы не знаем, что было изъято из чемоданов.
– Разве они не были под надзором полиции? – спросил судья Алберт.
– Были, но ей разрешалось приходить и брать из чемоданов одежду.
– Она приходила и брала что-нибудь из чемоданов?
