Идет, скачет по горам

не пробежала? Нет, если можно говорить о счастье, то, пожалуй, мы были счастливы, В тот последний день, думает она, Ален не отрываясь работал, потом, под вечер, мы пошли пройтись, остановились около фонтана и смотрели на жирных карпов, вода в бассейне была прозрачная, а вокруг стояла тишина, только журчанье фонтана было слышно, помню, пахло луком, чесноком и подгорелым оливковым маслом, потом мы зашли в бистро при гостинице, Алену захотелось выпить пива, за одним из столиков сидел Ортис, мы никак не ожидали его увидеть, по вечерам мы иногда заглядывали в это бистро, но Ортиса там никогда не встречали, он пил белое вино, но, скорее всего, не был пьян, спросил, не выпьем ли мы вина, Ален сказал, что предпочитает пиво, Как подвигается работа? спросил Ортис, Не знаю, сказал Ален, иногда кажется, что хорошо, но тут же я начинаю думать, не ошибаюсь ли, У меня были когда-то четыре попугая, сказал Ортис, две пары, вакханалия красок, одна чета звалась Адам и Ева, другая — Тристан и Изольда, у меня, бывало, душа разрывалась: кто больше заслуживает любви и восхищения — эти хитрые твари или розовые фламинго, абсолютно независимые в своей созерцательности, выбор нелегкий, но попугаи, как вам известно, умеют говорить, мои же почти достигли совершенства, когда они меня видели, Адам кричал: привет, Антонио, как идет работа? а Ева: здравствуй, Антонио, почему ты не работаешь? Тристан в свой черед, приветствуя меня, верещал: живем жизнью художника, Антонио! а Изольда: работай, работай, Антонио, время не ждет, Что с ними случилось? спросил Ален, подохли? Я их отравил, сказал Ортис, на обратном пути мы опять остановились около бассейна с карпами, и, я помню, Ален сказал: все говорят, что он кончился, но это неправда, он еще покажет, на что способен, это чудовище — гений, а перед тем, когда мы еще были в бистро, пришла эта парочка, они сели за стойку бара, молодой человек и девушка, парень сразу нас углядел и закричал: привет, Ален! Кто это? спросил Ортис, Мой приятель, сказал Ален, работает в «Париматч», Журналист? Да, сказал Ален, очень способный, далеко пойдет, А малышка? спросил Ортис, Не знаю, сказал Ален, я с ней незнаком, он часто меняет девушек, потом Ален подошел к ним, совершенно не помню, о чем мы с Ортисом разговаривали и разговаривали ли вообще, кажется, он молчал и пил вино, да, конечно, молчал и пил вино, а я не знала, куда деваться, и только мечтала, чтобы Ален снова был рядом, наконец Ален вернулся, сел и, помню, сказал: как тесен мир, везде встречаешь знакомых, В этой малышке, сказал Ортис, есть что-то от растения, шея у нее точно хрупкий цветочный стебель, Можно я их вам представлю? спросил Ален, помню, черные глаза Ортиса вдруг стали злыми, Зачем? спросил он, Мой приятель, сказал Ален, его зовут Андре Гажо, он, как я вам говорил, журналист и мечтает с вами познакомиться, Превосходно, сказал Ортис, я всегда пугалась, когда его голос внезапно становился старческим и ехидным, Превосходно, сколько лет вашему приятелю? Вероятно, он мой ровесник, сказал Ален, года двадцать три, двадцать четыре, Самое оно! воскликнул Ортис, пускай помечтает, мечты в его возрасте облагораживают, я еще не поняла, куда клонит Ален, но знала, что в отличие от меня дурное настроение Ортиса его ничуть не смущает, так или иначе, он сказал: вы недооцениваете наше поколение, мы реалисты и позволяем себе мечтать только, если можем мечты осуществить, Гажо приехал в Волльюр специально, чтобы взять у вас интервью, наверное, это относится к разряду невозможного? Боже, как я любила Алена за то, что он умел всегда оставаться самим собой и в отношениях с любыми людьми, в любых ситуациях сохранял независимость — они молча переходят мост дю-Каррузель и идут дальше под платанами набережной, вдоль серой массивной стены Лувра — Ничего не могу понять, думает Венсан, а Сюзанна продолжает: когда поздно вечером я позвала Алена, нет, сначала было так: Ортис молчал, потом проговорил этим своим неприятным, по-стариковски скрипучим голосом: зовите его, этого вашего приятеля, тогда Ален, помню, крикнул: Андре! и тот, словно только того и ждал, мигом соскочил с высокого табурета и подошел к нам, на меня он не произвел приятного впечатления, возможно, он был красив, но мне не понравился, я не люблю таких самоуверенных и чересчур гладких типов, Ортис с минуту прищурясь его разглядывал, Значит, вы специально ради меня приехали в Волльюр? спросил он и, прежде чем тот успел ответить, задал следующий вопрос: сколько вам заплатят за интервью? я все время смотрела на Алена и видела, что у него потемнело лицо, Ох! сказал Андре, все же немного смутившись, тут ведь не в деньгах дело, Ах вот как! проскрипел Ортис, тем лучше, для меня, разумеется, а то я было подумал, что, отказываясь дать интервью — а я никому не даю интервью, и вы, как журналист, должны это знать, Я знаю, поспешно вставил Андре, но именно поэтому… помню, Ортис махнул рукой, будто отгоняя назойливую муху: именно поэтому никакого интервью с Ортисом не будет, однако, подумал я, раз уж вы специально ради меня тащились в такую даль, а теперь будете вынуждены несолоно хлебавши возвращаться в Париж, надо бы хоть как-то вознаградить вас за ваши труды, я полагал, чек на пятьдесят тысяч вас бы устроил, но, поскольку вы в деньгах не заинтересованы, он отодвинул недопитый бокал и поднялся, тем лучше для меня, богатому черти деньги куют, до скорой встречи, дети! он помахал нам рукой, после чего подошел к Гажо и потрепал его по плечу: коли уж попали в Волльюр, загляните в церквушку святой Агаты, не пожалеете, начало двенадцатого века, сами увидите, и я нисколько не удивлюсь, если, преклонив перед алтарем колена, вы воскликнете: милосердный Господь и святая Агата, не откажите в просьбе: чтоб его разорвало, этого проклятого старика! когда он вышел, мы довольно долго молчали, наконец Андре пододвинул свободный стул и сел, помню, он закурил и сказал: один ноль в его пользу, Извини, сказал Ален, Не за что, сказал Андре, матч еще не закончился, после чего, обернувшись, позвал: Франсуаза! а когда она подошла, сказал: познакомьтесь, это Франсуаза, а это мои друзья — Сюзанна и Ален, она и правда чем-то напоминала хрупкий цветок, но самым поразительным в ней были огромные карие глаза, пожалуй, слишком большие и тяжелые для ее маленького лица, Андре совершенно не обращал на нее внимания, она же за все время, что мы просидели за одним столом, не произнесла ни слова, Андре заказал виски, Как ты считаешь, наклонился он к Алену, старик уже кончился? Нет, сказал Ален, он еще покажет, на что способен, Пока один ноль в его пользу, повторил Андре, но я упрям, это игра, а я люблю азартные игры и люблю выигрывать, шеф меня вызвал и спросил: ты, кажется, собираешься в отпуск? Собираюсь, ответил я, А на юг прокатиться не хочешь? Куда, например? я на это, Ну, скажем, в Волльюр, я сразу смекнул, что у него на уме, и говорю: думаю, в Кремль к господину X. легче прорваться, чем к этому старикану, он за три года не дал ни одного интервью, а журналистов на дух не выносит, а мой шеф: знаю, потому и предлагаю именно тебе смотаться в Волльюр, тут я, сами понимаете, попался, Хорошо, говорю, через неделю будет у вас интервью с Ортисом, На этот раз ты просчитался, сказал Ален, да и я не думал, что он тебя так отделает, Подожди, сказал Андре, пока счет один ноль, лобовая атака не удалась, но к старику ведь можно подкрасться с фланга, вы здесь давно? Вторую неделю, сказал Ален, Две недели — это ж уйма времени, сказал Андре, предостаточно, чтоб усечь, как старикан коротает дни, отлично, чихать я на него хотел, и видеть мне его больше незачем, я у вас возьму интервью, куда приятней, чем выспрашивать вонючего козла, а к святой Агате этой я и впрямь загляну, преклоню перед алтарем колена и скажу: милосердный Господь Бог и святая Агата, не оставьте своими заботами моих верных друзей, Сюзанну и Алена, которые вызволили меня из беды, старикана кондрашка хватит, Нет, сказал Ален, мы тебе такого интервью не дадим, помню, Андре допил виски, отставил стакан и сказал: шутишь, такой случай подворачивается раз в жизни, ты понимаешь, как после этого интервью подскочит спрос на твои картины, у тебя небось денег не густо? Не густо, сказал Ален, но такое интервью я тебе дать не могу, Андре все еще не верил: ты это серьезно? Более чем, тогда Андре: о'кей, поступай, как знаешь, для тебя благородная поза дороже денег, что ж, дело хозяйское, поищу другие пути, На прислугу Ортиса не рассчитывай, сказал Ален, ты из них слова не вытянешь, он для этих людей бог, Ладно, ладно, сказал Андре, за меня не тревожься, богам можно молиться, богов можно предавать, я что-нибудь придумаю, потом мы возвращались домой, уже стемнело, мы остановились возле бассейна с карпами, на площади не было ни души, в какой-то из боковых улочек молодой голос напевал песенку, которая нам с Аленом очень полюбилась: Клубника и малина, чудесное вино, красотки-поселянки — все минуло давно, Поцелуй меня, сказала я, а потом сказала: я счастлива, любимый, я очень счастлива, Я тоже, сказал он, а потом добавил: все говорят, Ортис кончился, но это неправда, он еще покажет, на что способен, это чудовище — гений, Я его иногда боюсь, сказала я, А я — нет, но полюбить бы не смог, Зачем он нам рассказал про попугаев? спросила я, это было ужасно, думаешь, он в самом деле их отравил? Да, сказал Ален, наверняка отравил, но зачем было рассказывать, не понимаю, не могу раскусить этого типа, обычно мне ясно, почему человек поступает так, а не иначе, но стоит ему выкинуть что-нибудь эдакое или ляпнуть, — все, конец, невозможно угадать, что за этим кроется, иногда мне кажется, что он просто презирает людей и ему нравится их унижать, а иногда, что дело тут совсем в другом, В чем? спросила я, Если б я знал! порой мне кажется, он так в себя влюблен, что по временам должен себя ненавидеть и чувствовать к самому себе отвращение, помню, я тогда сказала: я б не могла тебя ненавидеть или испытывать к тебе отвращение, Ален рассмеялся: ох, это ж разные вещи!