Володя смутился. Нет, не слышал он про такого.
— А вы, по всему видать, боевые ребята, — продолжал тот. — Я у вас в долгу. Любую плату берите — не пожалею.
— Что вы! — возразил Балашов.
Шишкин разделся. Оставшись в трусиках, принялся выжимать одежду, скручивая ее жгутом. Володя помогал ему. Славка появился с охапкой хвороста. Закрапал дождь, крупные и тяжелые, словно из свинца, капли упали в траву.
— Полосне-ет сейчас, — покачал головой Славка.
Сквозь рваные просветы сосен видно было, как стремительно неслись пепельные тучи.
— Дождя не будет, — успокоил Шишкин, выжимая штаны. — Сильный ветер разнесет грозу в клочья. Поверьте старому лесовику.
Весело затрещал костер. В лесу было сравнительно тихо. Ветер куролесил вверху. Гром грохотал беспрестанно, а дождя действительно не было.
Шишкин развесил возле костра одежду — от нее повалил пар. Сам присел на корточки и протянул руки к огню. Он был совершенно спокоен, словно не он, а кто-то другой полчаса назад звал на помощь. И это Балашову понравилось: «Тертый, видать, калач. Иной на его месте все еще выколачивал бы зубами чечетку, а с этого — как с гуся вода. Отчаянный дядя!»
— После такой ванны недурно позагорать у костра. Верно, ребята? — улыбнулся Шишкин. — Попал я нынче в переплет. На Ломову пашню собрался одну бороду повидать. Пешком вокруг озера идти поленился, вот и попал. Помните, как в той книге: жизнь человеку дается один раз, и не будь дураком — бери ее за глотку, выжимай из нее все удовольствия до капельки.
— В той книжке не так, — сердито поправил Славка.
— Так или не так, не в этом дело! — весело возразил Шишкин. — Для меня так — и этого хватит. А сегодня сама жизнь взяла меня за глотку. Оплошал я. Чем благодарить вас, ребята? Говорите, не стесняйтесь.
— А чего нам стесняться? Ничего мы от вас не хотим! — обрезал Славка.
Шишкин недоуменно поднял брови:
— Ты, я вижу, приятель, сердишься? Брось, ни к чему. Я с тобой все равно ссориться не буду. Верно ведь? — улыбнулся он Балашову.
Володя тоже не понимал Славку: чего он, словно еж, колется?
— У него это бывает, — примирительно сказал Володя. — Находит порой.
Славка взглянул на друга сердито и обиженно. Шишкин рассмеялся:
— Славные вы, однако, ребята. Ну, кто угостит табачком?
Володя протянул Шишкину раскрытый портсигар с папиросами.
— О! Шикарная вещичка! Позволь полюбоваться?
Шишкин с интересом повертел портсигар в руках и, заметив на внутренней стороне буквы «БМВ», спросил:
— Инициалы твои, что ли?
— Нет.
— Старинный портсигар. Серебро. Купил?
— Нашел.
— Редкая находка! — Шишкин по-приятельски подмигнул Володе. — Продай, а?
— Нет, что вы!
— Ладно, я шучу. На такой портсигар у меня и денег не хватит, — и он вернул его Балашову.
Между тем ветер растрепал тучи. Дождь упал небольшой и скорый. Шишкин натянул на себя еще волглую одежду.
— На мне досохнет, — пояснил он. — Счастливо оставаться, друзья!
И зашагал по тропинке в лес, высокий, легкий на ногу. Когда скрылся за поворотом, Володя заметил:
— Интересный мужик.
— А ты обратил внимание, — сказал Славка, — улыбается, а глаза сердитые. Словно чужие на лице.
— У тебя сроду что-нибудь не так, — усмехнулся Балашов. — Вот-вот опять начнешь фантазировать: мол, глаза не глаза, а сплошная загадка.
— А! — махнул рукой Славка. — Что ты понимаешь? Не задирай меня, понял? Давай лучше варить уху.
— Давай, — согласился Володя, и друзья принялись чистить рыбу. Уха удалась на славу, слегка попахивала смоляным дымком. Друзья к тому же проголодались и с котелком ухи расправились незаметно.
После еды Балашов начисто соскреб песком с котелка копоть и присел рядом с задумавшимся Славкой. Миронов лежал на животе, подперев рукой подбородок, и смотрел на присмиревшее после бури озеро. Оно лениво гнало вдаль тихие волны, шелушилось солнечными блестками.
— О чем задумался? — спросил Володя.
Славка вздохнул.
— Так. Взгрустнулось что-то, — отозвался он неохотно. Володя поглядел внимательно на друга, кинул в озеро камешек.
— Трудно придется тебе в жизни, Славка.
— Это почему же? — встрепенулся Миронов, покосился на Балашова.
— Сложный ты какой-то, что ли. На ерунду порой можешь засмотреться, а главное упустишь. Или вот сегодня. Что-то тебе не по нутру пришлось в этом Шишкине, и чепуха всякая полезла в твою голову.
— Может быть, — задумчиво согласился Славка. — Может быть, ты и прав. А может, и не прав. Это ведь как понять. Ты говоришь, на ерунду могу засмотреться. Иногда в этой ерунде главное, словно в капельке воды солнце, отражается. Увидел я бруснику в лесу, солнце ее красиво так осветило, загляделся, а через нее открылась мне вся красота нашей тайги. А про мужика не будем поминать. У хорошего человека все должно быть хорошим.
— Не будем, — кивнул головой Володя и улыбнулся: — Ты стихи не пробовал писать?
— Не пробовал. А вообще иногда хочется, Боюсь, не получится.
— Я первый раз боялся молотком по зубилу ударить. Думал, промахнусь—и по пальцам. Как боялся, так и получилось. Так саданул по пальцам — неделю болело. Потом ничего. Перестал бояться — и получилось.
Ветер совсем стих. Озеро окаменело, стало гладким, как зеркало. Солнце клонилось к вечеру.
5
«Володя, ты очень нужен. Мы ждем тебя с Люсей у нас. Приходи обязательно. Галя».
Володя пожал плечами: интересно, для чего он так срочно понадобился? Вечером все равно встретится с Галей. Это первое. А второе — ждала бы одна Галя… Но почему с Люсей? С нею знаком мало. Девушка она красивая, с чудесными синими глазами, но молчаливая. Привычка у нее — глядеть собеседнику в глаза. Галя говорила, что это от близорукости. Да хоть бы от чего: все равно неудобно, когда она неотрывно смотрит на тебя.
— Мама, Галя сама принесла эту записку? — спросил Володя, садясь за стол.
Мать поставила перед ним сковородку жареной картошки, села на табуретку.
— Сама, — ответила мать. — Я воду из колодца носила. Отобрала у меня ведра и мигом кадочку наполнила. Соседки посмеиваются: не сноха ли в доме объявилась?
— Они скажут, — смущенно пробурчал Володя.
— Трудно мне одной, Володенька, — вздохнула мать. — Годов-то уж много. Уедешь в армию — и останусь одна-одинешенька.
