Аня открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Каминский чуть повысил голос и продолжал:
– Вы понимаете, что состояние его здоровья не позволяет ему работать. Да, боюсь, и никогда не позволит.
– Что? – тихо спросила Аня. – То есть... вы оставляете его тут, валяться в этой занюханной больнице, хотя у вас есть возможность лечить его в Москве?
Роман Эмильевич обозначил на лице вежливую улыбку и произнес:
– Видите ли, Аня. Я могу вложить деньги в его лечение, только будучи совершенно уверенным, что они окупятся. А так... – он развел руками и продолжил: – Так у меня нет подобной уверенности. Более того, я склонен думать, что Алексей не сможет больше работать. Никогда. Вот что я, собственно, хотел вам сказать. Ведь у вас с ним серьезно, не так ли?
Аня снова хотела что-то сказать, но Роман Эмильевич уже встал и, поправив пиджак, направился к дверям палаты.
Клокочущая ненависть буквально захлестнула Аню, когда она осознала, что этот холеный, самодовольный, набитый деньгами ублюдок – мечта ее юности! – просто бросил Алексея догнивать здесь, в этом клоповнике, бросил, как отработанный материал, как выжатый лимон.
Решение пришло мгновенно. Как будто оно дожидалось своего часа, своей минуты, своего мгновения, а теперь вырвалось и распрямилось в полный рост.
Аня наклонилась, сорвала с ноги туфлю «Карло Пазолини», купленную восемь лет назад на деньги Каминского, в два прыжка настигла уже входящего в палату Романа Эмильевича и направила каблук в его голову.
Но в тот момент, когда острый каблук уже готов был войти в его череп, Роман Эмильевич отшатнулся и перехватил руку Ани. Сильные пальцы сжали ее запястье. Она вскрикнула и выронила туфлю.
– Спокойно, – сказал Роман Эмильевич, перехватывая и ее вторую руку, а потом разворачивая Аню и фиксируя ее в жестком захвате. – Спокойно. Это была ответная шутка. Помнишь, как ты ловко пошутила у меня на квартире... насчет того, что я должен согреть тебя?
ЭПИЛОГ
ВОР У ВОРА ДУБИНКУ...
Слова Романа Эмильевича в самом деле оказались шуткой. Правда, его манера шутить едва не лишила его жизни, но тем не менее Каминский повел себя совершенно иначе, нежели так, как говорил Ане в больничном коридоре. Каледина забрали в Москву. По всей видимости, прожженный делец был все же уверен, что вложенные в лечение Алексея деньги окупятся. Еще бы...
Аня тоже отправилась в Москву. Нет надобности говорить, в какое заведение она поступила на работу. Ведь добрый дяденька Роман Эмильевич Каминский отнюдь не был бескорыстным дядей, и это Аня давно поняла.
Как говорится, она попала из огня да в полымя, но хоть подальше от кровожадных морд Андроника Петросяна и Тиграна...
Алексей поправился через два месяца. Все это время он находился в одной из частных московских клиник и перенес несколько косметических операций по коррекции лица. А уже через два дня после выписки из клиники его поставили в одно данс-шоу (естественно, со стриптизом) с Аней.
После выступления он подошел к ней в гримерке и тихо сказал:
– Я обещаю, что это будет продолжаться недолго.
– Что? – не поняла Аня.
– Вот... все вот это, – Алексей обвел рукой стены. – Я уйду от Каминского. И заберу тебя. Хватит. У меня есть небольшие накопления. Думаю, поработаем еще пару месяцев и окончательно рассчитаемся с хозяином. И все будет как надо. И вот... еще. Посмотри-ка сюда.
И он протянул Ане газету, отчеркнув ногтем столбец кримнальной хроники, в которой значилось черным по белому: «При аресте криминального авторитета Петросяна (он же вор в законе Андроник), подозреваемого в убийстве известного саратовского банкира Михаила Вайсберга, было убито трое бандитов из группировки Петросяна. Среди них – правая рука Андроника Тигран Овсипян. Петросян помещен в следственный изолятор Волжского РОВД города. Ему предъявлено обвинение по семи статьям Уголовного кодекса...»
– Так... значит, Вайсберга угрохали? – медленно произнесла Аня. – Наверно, не поделили наследство покойного Дамира.
