В трубке раздались гудки, и священник оторопело уставился в пространство. Невероятная легкость, с которой министр отказался от своих собственных слов, подталкивала к единственно возможному выводу – Козелков чувствует опасность, и немалую.
Священник задумался. Козелков упомянул о служебном расследовании, а значит, у Сергея Сергеевича серьезные неприятности по линии ФСБ. И отец Василий понимал логику чекистов. Они могут закрывать глаза на мелкие провинности типа использования служебного положения в личных целях. Но только до тех пор, пока эти провинности не переходят определенных «границ приличия».
«Интересненько! – улыбнулся своим мыслям священник. – И что вы теперь, Сергей Сергеевич, делать-то будете?»
Понимая специфику таких дел, можно было прийти к выводу, что Хохлов скорее откусит себе язык, чем признается, что работает на наркоторговцев. Скорее всего, он будет настаивать на том, что проводил обычную операцию по ликвидации партии героина и на старый причал поехал лишь по той причине, что боялся нападения и хотел уничтожить героин, пусть и без соблюдения каких-то формальностей, но как можно быстрее.
И тут до отца Василия вдруг как-то дошло, что достреливать раненых мог не только Парфен. Они оба: и Хохлов, и Парфен – были одинаково заинтересованы в физической ликвидации нетранспортабельных свидетелей – как среди врагов, так и среди своих собственных коллег.
«Ох, Сергей Сергеевич! – вздохнул отец Василий. – А ведь когда-то, поди, хорошим человеком был! Сожрали тебя жадность да безверие!»
Уже на следующее утро правительственная комиссия была в Самаре. А через день они совершили перелет в Тольятти. Священник внимательно следил за маршрутом госчиновников, и, похоже, никто из них, включая Козелкова, быстро возвращаться в Москву не собирался. Пока, глядя в телевизор, сложно было точно сказать, зачем они, собственно, прибыли в Поволжье. Возможно, это был своеобразный президентский каприз, но возможно, что существовали и иные, скрытые от обывательского взгляда, причины.
Депутатам было проще всего, они использовали каждый час времени с максимальной пользой, выступая в трудовых коллективах и набирая какие-то свои политические очки. Но что здесь делали правительственные чиновники, отец Василий не понимал. Нельзя же в самом деле считать целью их приезда встречи с председателями умирающих колхозов и вечно жалующимися на рэкет властей фермерами. Но, когда госкомиссия разделилась и Козелков вместе с небольшой свитой объявился в Усть-Кудеяре, отец Василий совсем растерялся. Никакому разумному объяснению визит министра в поселок, в котором подчиненные ему люди столь серьезно облажались, если не сказать засветились, не поддавался. Он сам лез в пасть донельзя разъяренного зверя по кличке Парфен.
«А может быть, он просто хочет замириться с Парфеном?!» – осенило вдруг священника, и от этой жуткой догадки по его спине прошел мороз. Такой исход поединка этих двух монстров был бы еще хуже, чем открытая война. Вот уж действительно, в таком сатанинском деле по-божески решиться ничего не могло.
Едва Козелков прибыл в Усть-Кудеяр, он первым делом собрал «актив» поселка. Не избалованные таким вниманием Москвы, чиновники некоторое время пытались понять, что именно считает министр «активом», и в конце концов собрали всех, кого только можно, благо размеры конференц-зала поселковой администрации это позволяли.
Пришло приглашение и в православный храм Николая Чудотворца. Отец Василий повертел глянцевую открытку в руках, поприкидывал, сможет ли полноценно присутствовать на внезапном «общественном мероприятии», повздыхал и пригласил диакона Алексия для инструктажа на время отсутствия батюшки.
В поселковой администрации он увидел всех: главврача районной больницы Костю, начальника местной милиции Ковалева, настоятеля небольшой деревянной татарской мечети, уютно расположившейся почти в самом центре поселка, прямо на задах бывшего здания райкома профсоюзов... в общем, всю руководящую элиту Усть-Кудеяра.
Батюшку моментально выделяли из толпы, подходили, здоровались, но только Костя, на правах друга, рискнул подхватить отца Василия под локоть и оттащить в сторону.
– Слышь, Мишаня, – смущаясь, заговорил он. – Как там, все в порядке?
Главврач определенно имел в виду последствия их недавней поездки на острова. Костя уже в прошлый раз моментально оценил прозрачный намек священника на то, что их неудавшаяся рыбалка имеет самое прямое отношение к событиям на старом причале, и теперь боялся, что история будет иметь продолжение.
– Все нормально, Костя, – заверил его священник. – По крайней мере пока.
– Моя помощь не нужна? – заискивающим тоном поинтересовался главврач. – Если что, у меня связи есть.
– Ты мне очень поможешь, – улыбнулся отец Василий, – если перестанешь дергаться.
– Все понял, – закивал Костя и растворился в толпе.
Народ гудел, перемешивался, словно крупа в котле с похлебкой, выбегал покурить на задний двор, не обращая ровно никакого внимания на призывные клики помощника главы занять свои места. Но едва на том краю площади появился автокортеж, «актив» словно слизало морской волной, и люди, давя друг дружку, хлынули в распахнутые настежь двери конференц-зала.
Отец Василий прошел в зал в числе последних и сел поближе к выходу – сюда хоть немного поступал свежий воздух. Но все равно уже через четверть часа стало невероятно душно, и священник с жалостью смотрел, как потеет и мучается народ.
– Как это вы, батюшка в таком балахоне ходить можете? – сочувственно подхихикнул сосед справа. Но священник шутки над своим одеянием не принял.
– Бог терпел и нам велел.
Все шло достаточно скучно. Во-первых, главное действующее лицо – сам министр на мероприятии не появился. Разумеется, его помощник, молодой хваткий мужчина, извинился и пообещал, что Вадим Николаевич вскоре подойдут-с, но обещание так и осталось таковым. Козелков не объявился ни через час, ни через два, ни через три. Отец Василий сидел и все больше понимал, что был прав. Министр приехал сюда не для того, чтобы встретиться с народом, у него определенно были совершенно иные планы.
Один за другим выступали докладчики, причем из местных, московское же начальство, видимо призванное олицетворять собой правительство, важно заседало в президиуме, почти беспрерывно хлебая газировку и утираясь поначалу своими платками, а затем и бумажными салфетками со стола. Но Козелкова все не было и не было. И только уже к вечеру, когда наименее стойкие наплевали на все и не вернулись в зал после очередного перекура, Вадим Николавич почтил усть-кудеярскую верхушку своим присутствием.
Отец Василий внимательно смотрел на министра и видел, что Козелков хмур и недоволен. С какой бы целью он сюда ни приехал, дела явно не заладились.
«Что, Вадим Николаевич, не выходит по-твоему? – мысленно спрашивал священник и сам же отвечал: – Не выходит, дружок, не выходит!» Он не имел никаких доказательств, что министр приехал договариваться с Парфеном, но что-то внутри подсказывало ему – все именно так.
После очередного перерыва отец Василий не вернулся в зал, а прошел через протянувшийся вдоль здания администрации сквер и сел на лавочку. Дождь уже с час как перестал, и из-за тучек даже выглянуло неожиданно яркое солнце. Отец Василий прищурился и откинулся на спинку лавки. И вдруг на крыше дома напротив что-то сверкнуло.
«Чердак», – машинально отметил отец Василий и еле удержался от годами вколачивавшегося на каждой тренировке движения – рывок в сторону и перекатом в укрытие, за лавку. Потому что в глубине слухового окна ничто не могло отражать солнечные лучи. В принципе.
Отец Василий наклонил и даже слегка отвернул в сторону голову – с такого расстояния будет казаться, что он смотрит совершенно в другую сторону. Скосил глаза... так и есть, снова отблеск! Он поднялся и неторопливо побрел к парадному входу. Там, возле постоянного поста, он приметил знакомого еще с теплохода начальника службы охраны министра. Подошел к нему, взял под локоть и отвел в сторону от
