— Все в порядке, — ответил Солнцев. — Не думаю, чтобы теперь затянули.
— Машина существует, — сказал Федоров.
— Да, — задумчиво промолвил Солнцев. — Одно меня смущает: среди нас нет никого, кто знал бы Арктику. А такой человек нам необходим…
…Лев прошел к себе в кабинет, включил свет и сел за массивный письменный стол. Это была единственная вещь, перешедшая из мира детства в творческий и суровый мир зрелости. Письменный стол отца… Лев поднял глаза на портрет, стоявший на столе. Пожилой моряк с худощавым, энергичным лицом глядел на него в упор. Как гордился бы отец, если б дожил до этих дней!
Солнцев принялся за почту.
Вошла Надя, поставила чашку кофе, тарелку с бутербродами.
— Опять до утра будешь работать?
— Нет, не думаю… Ложись, родная. Я только прочту письма.
— Я посижу возле тебя.
Надя взобралась с ногами на диван, раскрыла книгу. В комнате было тихо.
Тикали настольные часы, чем-то напоминая сверчка.
Вдруг Солнцев радостно воскликнул:
— Вот это здорово!.. Нам нужен знаток Арктики, и он — вот он, пожалуйста.
Как я мог забыть о Рыбникове?
Он протянул жене телеграмму.
Надя подняла взгляд на мужа. Лев грустно смотрел на портрет отца. И она сказала:
— С подготовкой к испытаниям Федоров справится без тебя. За это время ты побываешь на Рыбачьем…
Солнцев тряхнул головой.
— На Рыбачьем мы побываем во время испытаний «Светолета». А Рыбникова надо встретить. Я уговорю его поехать с нами… Будь добра, позвони на телеграф.
В Москву!
Никогда раньше радисту «Днепра» Симе Масленникову не приходилось так много и так напряженно работать. Не будь он специалистом высшего класса, ни за что бы не справиться ему с такой нагрузкой. Началось с той памятной ночи, когда первая шифровка в две тысячи слов, содержавшая подробное изложение рассказа Гарри Гульда, полетела в Москву. С тех пор Симе нет покоя: запрос за запросом, ответ за ответом… И все нужно зашифровать, расшифровать… На ледоколе нет специального шифровальщика, и этим делом по совместительству приходится заниматься тому же Симе. И еще — по общественной линии он руководит драмкружком, дирижирует струнным оркестром, консультирует в радиокружке, а кроме всего, совершенно секретно работает над новой моделью радиоаппарата.
Сима на слух принимает радиограмму и заносит содержание в журнал:
Рыбников по обыкновению находился на мостике. Давно уже миновали полосу льдов. «Днепр» идет по чистой воде со скоростью восемнадцать узлов. Значит, нужно глядеть в оба. В море много странствующих мин. Сколько лет минуло после войны, а до сих пор носит их течениями. И не заметишь, как нарвешься!
В поле зрения бинокля сверкает рябь. На волнах как будто катится бревно. Это стая гаг… До нее три- четыре километра. Птицы — а держат строй, подобный пехотному!
Далеко на горизонте, сливаясь с облаками, сверкают ярко освещенные вершины.
Скандинавия. Если подняться на крышу рубки, в сорокакратный бинокль будут видны и свои, Кольские, горы. Завтра — Мурманск.
— Товарищ старпом! Разрешите?
На ступеньках трапа — вахтенный матрос.
— Вам депеша.
Рыбников прочел и радостно улыбнулся. Завтра он обнимет Левушку, того самого, который так настойчиво, бывало, теребил его когда-то за усы.
Очевидно, приедет с женой: «Солнцевы». Интересно, какую он себе жену выбрал?
Наконец-то они побывают на Рыбачьем! Останки Леонида Солнцева покоятся, по-видимому, там. Он, Рыбников, скажет последнее «прости» своему лучшему другу, а Лев — отцу…
Кто-то окликнул Рыбникова:
— Товарищ вахтенный начальник! Разрешите к вам?
Рыбников выглянул из-за брезентового щита.
— Это вы, мистер Гульд? Ну что ж, поднимайтесь…
За три дня, проведенные на ледоколе, Гарри Гульд заметно посвежел и поправился.
— О, вы теперь молодцом! — не мог удержаться от похвалы Рыбников.
— Да, спасибо. Я чувствую себя прекрасно. Я снова полон сил. Но я хочу скорей обратно — туда, в Подземный город. Люди страдают, их надо освободить.
Все там уверены: Гарри утонул. А Гарри — вот он, на советском корабле. У меня к вам большая просьба: разрешите по радио послушать Монию. Я знаю, у нас там большие перемены… Говорят, теперь еще хуже, чем было.
— Скажите Симе Масленникову, что я разрешил.
Гарри робко постучался к перегруженному работой радисту. Всякому другому Сима отказал бы, но человеку, который несколько лет провел под землей, он отказать не мог.
Настроив запасный радиоприемник, Сима снабдил Гарри наушниками и занялся своим делом.
Выражение лица Гарри беспрерывно менялось. Он то сжимал, то разжимал кулаки.
Передавали речь Иеремии Блатта, знаменитого мракобеса, организатора негритянских погромов, одного из заправил монийского легиона. Он требовал запрещения прогрессивных партий в Монии. Он кричал, что сам господь бог возложил на монийцев ответственность за судьбы мира и, следовательно, Мония должна твердой рукой управлять всем земным шаром. Гарри не выдержал, выругался про себя и вышел из радиорубки. Какое счастье, что он попал на советский корабль — на судно страны его лучшего друга Раша. Теперь о Подземном городе узнает весь мир.
— Мистер Гульд, — раздался звонкий голос, — вы нам нужны!
— О грузовой помощник? Скажите лишь слово — я все сделаю.
— Вас ищет Василий Иванович, третий помощник капитана, — пиджак примерить…
Мы общими силами хотим вас одеть. Готового на вас не подберешь. Так вот мы коллективно. Солодовников, палубный матрос, был раньше портным. А Василий Иванович, специалист по геометрии, выкройку сделал. Я тоже помогаю — петли метать, подкладку подметывать… В общем, костюм будет. Чтобы в Мурманске не задерживаться.
— Какие вы все чудесные люди! О дорогие мои друзья! — воскликнул Гарри. — Спасибо вам!
…Второго июля в шесть часов утра вдали показался знаменитый ледокол «Днепр». Жители Мурманска узнали его по двум высоким желтым трубам, по корпусу, напоминающему гигантский утюг. Все суда,
