участвует только в ее конечной стадии, получая для выработки изделий уже вполне готовый металл.
И видимо, это было действительно так.
Русский академик Б. С. Якоби, который собирал сведения о Волластоне что называется по свежему следу, в своей книге «О платине и употреблении ее в виде монеты» (1860) отметил, что «Волластон работал в своей лаборатории всегда один; он не пускал туда никого, даже самых коротких друзей своих. Говорят, что один из них нарушил запрещение и пробрался в его мастерскую: знаменитый химик взял его за руку, вводя в святилище лаборатории, и поставил перед печью, служащей для опытов.
— Видите ли вы эту печь? — спросил он его.
— Да.
— Ну и поклонитесь ей пониже, — продолжал Волластон, — вы видите ее в первый и последний раз».
Имеются и другие сведения, подтверждающие, что Волластон до конца своих дней осуществлял обработку губчатой платины один, без свидетелей.
На это обстоятельство надо обратить внимание — о нем придется вспомнить, когда будет речь о событиях, произошедших в России спустя четверть века.
Повторить достижения Волластона или создать иной, лучший способ получения платины пытались многие. О своих успехах объявил Нант в 1800 году, Кук-в 1807-м и т. д.
Занялась совершенствованием технологии и фирма Жанетти, привлекая для этого видных химиков. Все они шли по одному пути: создавали сплавы, из которых надеялись более полно извлечь платину. Никто из них существенных успехов не достиг. Фирме Жанетти удалось сохранить свои позиции лишь в отношении ювелирных изделий, для иных — более ответственных целей английский металл был вне конкуренции.
К Волластону пришла большая слава и большие деньги. Перед ним открылась реальная возможность стать крупным предпринимателем. Казалось, что только на этом сосредоточил он свои усилия и бизнесмен вытеснил в нем ученого.
Вскоре, однако, стало ясно, что это не так.
В апреле 1803 года внимание лондонцев привлекло крупное объявление у магазина Форстера, которое звучало примерно так:
Палладий, или новое серебро, обладает свойствами, которые показывают, что это новый благородный металл.
1. Он окрашивает спиртовый раствор селитры в темно-красный цвет.
2. Зеленый купорос выделяет его в виде неочищенной сурьмы, как это происходит с золотом в Aqva Regia.
3. Если выпаривать раствор — выпадает осадок этого металла.
4. Он может быть выделен с помощью ртути или всех иных металлов, кроме золота, платины и серебра.
5. Его объемный вес около 11,3, а в уплотнении достигает 11,8.
6. При обычном нагреве металл приобретает голубой оттенок, а затем опять светлеет, подобно другим металлам в процессе сильного нагревания.
7. Он не плавится даже при максимальном нагреве в блексмитовской горелке.
8. Но если вы дотронетесь до него в нагретом состоянии небольшим кусочком серы, он расплавится, как цинк. Продается только у мистера Форстера, Джеральдо-стрит, 26, в кусочках ценой 5 шиллингов, 1/2 гинеи и 1 гинея каждый…
Не трудно было догадаться, что этот текст абракадабра, но тоненькие пластинки палладия-их охотно показывали и продавали всем-придали делу реальность.
Внешне рекламируемый металл походил и на платину и на серебро, но отличался от них по плотности, температуре плавления и другим признакам, находился как бы в промежутке между ними, но ближе к серебру.
Владелец магазина пояснял любопытным, что джентльмен, доставивший палладий и пожелавший пока остаться неизвестным, будет признателен всем, кто выскажет свое суждение о новом металле.
В те годы, на рубеже XVIII и XIX столетий, химия, освободившаяся от оков теории флогистона, развивалась ошеломляюще быстро. Анализу подвергалось все и вся (потому и период этот в истории химии именуют обычно аналитическим). Каждый год приносил важные открытия, в том числе новые элементы, и это привлекало всеобщее внимание. В газетах научные новости стали таким же постоянным разделом, как новости светские.
В магазине Форстера стало тесно от посетителей. Желающих проверить, что представляет собой палладий, несмотря на весьма высокую цену, было немало.
Наиболее решительно высказал свое мнение довольно известный тогда химик Ричард Ченевикс. В Королевском обществе и в печати он заявил, что это не новый элемент, как постыдно утверждалось, а всего-навсего мошенническая подделка-сплав платины, ртути и других металлов.
С ним не согласились многие коллеги. Некоторые подтверждали, правда, что это сплав, но по-иному определяли его компоненты, другие возражали, утверждая, что при всем старании не смогли обнаружить в палладии уже известных элементов.
В дискуссии принимал участие и Уильям Волластон, ставший к этому времени секретарем Королевского общества. Определенного мнения он не высказал, но своими остроумными репликами весьма оживлял и поддерживал споры.
Когда они все же утихли, так и не установив истины, в магазине Форстера и в «Журнале Никольсона» появилось объявление о том, что премия в 20 фунтов стерлингов будет выплачена тому, кто в течение года изготовит палладий.
Торговля таинственным веществом в магазине Форстера вновь оживилась, но, судя по тому, что претендентов на получение награды так и не оказалось, попытки раскрыть секрет никому не принесли успеха.
Тайное стало явным, когда истек установленный срок. В конце 1804 года на заседании Королевского общества, а затем в том же «Журнале Никольсона» Волластон объявил, что палладий — это действительно новый, обнаруженный им элемент, и в шутливой форме принес извинение за то, что избрал не совсем обычный способ оповещения о научном открытии. Он охарактеризовал основные свойства палладия и пояснил, что название ему дано не столько в память о богине, охранявшей Афины, сколько в честь выдающегося астрономического открытия. (В 1802 году немецкий астроном Г. Ольберс между орбитами Марса и Юпитера обнаружил крупный астероид, названный Палладой. До этого события Волластон, судя по его записным книжкам, называл вещество терезием).
Почва для признания палладия элементом была хорошо подготовлена, его к этому времени изучили многие, и розыгрыш в этом отношении принес пользу. К славе Волластона-исследователя, изобретателя, бизнесмена прибавилась еще и слава шутника, от которого можно ждать любой мистификации. Поэтому нетрудно представить реакцию членов Королевского общества, когда Волластон словно о сущей безделице заявил об открытии в платиновой руде нового элемента. На этот раз он продемонстрировал красновато- желтый тяжелый порошок, и уважаемые коллеги вынуждены были признать, что такого не видели никогда.
Прокалив порошок в сосуде, заполненном водородом, Волластон получил металл, серебристый, с красивым голубоватым оттенком. Такого тоже не видел никто: он был тяжелее палладия, но легче платины и приобретал ковкость лишь при нагреве выше 800 °C. Температуру плавления установить не удалось: было лишь высказано предположение, что она даже выше, чем у платины.
Волластон дал новому элементу название родий, от древнегреческого «родон», обозначающего розу (и вообще все розовое).[2] Это название не отвечало цвету полученного металла, но, как увидим, возникло не беспричинно.
Даже ярый спорщик Ченевикс признал новый металл без споров.
Волластон был первый, кому удалось совершить своего рода «дубль» в науке — открыть сразу два элемента, и слава его быстро стала международной.
Конечно, всем хотелось знать, как удалось обнаружить эти элементы в руде, которую до него тщательно изучало немало исследователей.
Волластон сообщил подробности. Достигнутый им результат обычно приводят как поучительный
