Он провел ее в комнату и показал на кровать. Виктор все еще спал. Омоновцы не стали освобождать его от наручников, только веревку отвязали, и она валялась теперь на полу.
Вера хотела броситься к Виктору, но капитан удержал ее и вытолкнул опять в коридор.
– Сейчас приедут врачи, – сказал капитан. – Не волнуйся, ногу ему вылечат.
– А потом? – спросила его Вера. – Что будет с ним потом?
– Судить будут, – пожал плечами капитан. – Как обычно. За ним много подвигов числится. Мы его полтора года искали...
– Его расстреляют? – глухо спросила Вера.
Капитан вздохнул. Он взял Веру за плечо, провел ее в кухню, усадил на стул.
– Оставьте нас, – сказал он двум омоновцам, наблюдавшим из окна за подходами к дому, и, когда те вышли, спросил:
– На что ж ты надеялась? Не могу понять! Можешь ты мне объяснить, чего ты хотела? Ведь ему одна дорога была – в тюрьму!
Вера подняла на него глаза. В них стояли слезы.
– Я люблю его! – сказала она. – Это понятно? Я, потомственная проститутка, люблю этого мужчину! На что я надеялась? Не знаю! Ни на что! Только на то, что он останется жив, что его не убьют! Ответьте мне правду: его расстреляют?
Капитан покачал головой.
– Он получит на полную катушку, – сказал он. – Пожизненное. Он будет жить – в тюрьме и умрет в тюрьме. А ты выйдешь. Лет через семь-восемь... Ты зря застрелила Седого. Он был у нас на крючке. Мы следили за ним, ждали, когда он выведет нас на Виктора... Если бы ты этого не сделала, ты осталась бы на свободе. Ты сама привела нас сюда.
Вера замотала головой.
– Я не жалею о том, что убила Седого, – сказала она. – Я должна была это сделать.
– Впрочем, теперь это уже не имеет значения, – вздохнул капитан. Он словно не слышал, что сказала Вера, он продолжал свою мысль. – Вставай, пора ехать.
Вера посмотрела на него умоляюще.
– Можно, я еще раз на него взгляну?
Капитан промолчал.
– Всего минуту! – взмолилась Вера.
– Хорошо! – сказал капитан. – Но только минуту. Машина ждет уже.
Он встал, Вера тоже вскочила со своего стула. Она поняла, что милицейский капитан пожалел ее и разрешил ей проститься с Виктором. Она прошла за ним по коридору в комнату, в которой все еще спал на кровати Виктор. Капитан отступил в сторону, и Вера оказалась перед кроватью.
Она опустилась на колени и положила голову на грудь Виктора. Виктор дышал спокойно, еще не зная об изменениях в своей судьбе. Проснуться ему предстояло уже в тюремном лазарете.
Вера прислушивалась к его дыханию и шептала тихо, так чтобы не слышал стоящий совсем рядом капитан, так, чтобы слышно было только ей и Виктору, только им двоим. Потому, что ее слова предназначались только ему, Виктору, ее мужчине.
– Ты не думай обо мне плохо, Витенька! – шептала Вера. – Я вовсе не дура, как говорил Седой. Я все понимаю гораздо лучше его. Мы должны быть с тобой вместе, это самое главное, что я понимаю, и самое важное. Все остальное – мелочи, жизненная шелуха! Запомни, что я тебе сейчас скажу! Несколько лет ты будешь один, без меня. Меня тоже посадят, только ненадолго, всего лет на семь, сказал капитан. Ты не успеешь меня забыть за это время? Не забывай меня, Витенька! Я все эти годы буду думать только об одном, спать буду ложиться с этой мыслью и вставать тоже с ней буду. И я придумаю, обязательно придумаю, можешь не сомневаться. Мы должны быть вместе...
– Все! – сказал капитан. – Пошли.
Вера поднялась, наклонилась к спящему Виктору и поцеловала его в заросшую щетиной щеку.
– До свидания, Витенька! – сказала она. – Увидимся...
Когда ее везли в милицейской машине в наручниках между двумя омоновцами в пятнистой форме, Вера улыбалась. Омоновцы поглядывали на нее с недоумением.
«Все сложилось не так уж и плохо, – думала она. – Мы оба остались живы, а это самое главное. Пока он жив, у меня есть надежда. У меня будет достаточно времени, чтобы все придумать. Я найду способ, как вытащить его из тюрьмы. Нет таких тюрем, из которых нельзя было бы убежать. Я обязательно сделаю это. Правда, это будет еще не скоро, лет через семь или восемь. Но это будет! Я в это верю!»
