- Точно говорю. Из Сомали. Ихние пираты первыми заразились. А там пошло-побежало. Матросня в заложниках сидела, подхватила. Воздушно-капельным путем.
- Не половым?
- Хихоньки тебе... Выпустили заложников, те и разнесли: Швеция, Мексика, Венгрия. Уже до нас добралось.
— И что?
— Циклы сбивает. Недельные. Кто переболел, жалуется: не поймешь, что когда. По карте лень, а тебя от похоти трясет. Завалил бабу - глядь, уже гордыня. Не хочу об всякую шваль мараться. И лень опять же.
- Врут.
- Ну, не знаю. По телику сообщали. Мол, сперва крутит, путает, а дальше вообще лажа. Последствия, значит. Все не вовремя, не по расписанию. Иногда вообще ничего.
- Это как?
- Я и сам не понял. Ведущий - идиот. Рекламная, говорит, пауза...
- Шурик не от этого умер? Не от гриппа?
- Не-а...
Я еще раз пощупал лоб. На всякий случай.
Нищий попался настырный. Он тащился за мной от самого кладбища. Простирал руки, точил слезу. Канючил, тряся кудлатой, отроду не мытой головой:
- На пропитание! Не местные!
Молчу. Прикидываюсь шлангом.
- Погорельцы!
Прибавляю шаг.
- Мама в больнице! Папа в тюрьме...
Не выдерживаю. Останавливаюсь.
— Жадность?
— Ага, — кивает честный нищий.
- Уровень?
— 33%.
— А у меня — 42%.
— По воскресеньям?
— Сам не видишь?
Нищий плюет мне под ноги и уходит прочь.
Хорошо, что мы не Авраменки. У них тоже гнев с гордыней в один день, как у нас с Лидкой. Только процентовка - закачаешься! Найдут Анькины 79 на Славкины 84+ - туши свет, сливай воду! Наши жалкие 26 на 31 - курам на смех.
Зато ссоримся реже.
Хрен бы Авраменко в такой день согласился пса выгулять! А я ничего. Я не гордый. То есть гордый, конечно. Чероки - лучший пес в мире! Смотрите, завидуйте. Фу, Чероки! Брось гадость! Как тебе не стыдно? Учись у Дика: он никогда...
Куда?! Стой, животное!
Внял, зараза. Взял пример с Дика. Кошку, понимаете ли, Дик увидел! Ты ж вчера с Брыськой только что не лизался, кобелина! Или у тебя тоже циклы? Ну, загнали на дерево - дальше что? Так и будем скакать и лаять до вечера? Ой! Это не Брыська... Это ж Лярва! Ко мне, Чероки! На поводок - и домой, пока Эсфирь Львовна не объявилась. За свою Лярву она нас с тобой обоих на дерево загонит!
Что-то у меня гордыня сегодня не очень... Подкачала.
Дверь квартиры распахивается настежь:
- Я кого просила мусор выбросить?
Становлюсь в позу:
- Пушкина!
- Я тебе покажу Пушкина! Я тебя, в гроб сходя, благословлю! Ты у меня сам застрелишься, бездарь! Марш на помойку!
Пререкаться со вздорной бабой - ниже моего достоинства. И пойду! И выброшу! Пальцы стальным захватом смыкаются на пакете с мусором. Рвется тонкий полиэтилен.
- Еще на пол мне рассыпь!..
Лидка хмурит брови. Нетушки, актрисуля. Не верю. Одарив жену надменной улыбкой, я покидаю отчий дом. Хлопаю дверью. Шествую по лестнице. С чувством собственного превосходства.
Начинаю гнусно хихикать. Индюк надутый! Придурок-муж из 'семейного' ток-шоу для дебилов. Как жена меня терпит? Верно сказала: бездарь! И место мое - на помойке...
Самоуничижение - паче гордыни?
Возле мусорного бака стояли туфли. Черные. Лак, кожа 'под чешую', итальянские. Каблуки всего на треть стоптаны. В доме завелся олигарх? Сорит деньгами? Подарил бы мне... В последний момент я все-таки отдернул руку. У меня не жадность! И не зависть. Чтоб я туфли с помойки взял?! Гордыня, где ты? Ау! Да что ж это, блин, творится?!
В квартире было тихо. До звона.
- Лидок? Ты дома?
Тишина сгущается, ватой лезет в уши. Собственное дыхание кажется громом. Кто-то скулит. На кухне. Чероки? Кто тебя обидел?!
За столом сидела Лидка. Плакала, закрыв лицо ладонями.
Какие у нее тонкие пальцы...
- Что с тобой?
- Отстань.
- Ну извини меня, дурака. Я ж не нарочно...
- Не трогай меня... Пожалуйста.
Хоть бы вызверилась, что ли? Я б понял.
- Чего ты, Лид? Все нормально, все хорошо...
Она вдруг отняла руки от лица. Взглянула на меня в упор, смаргивая слезы. Будто впервые увидела.
- Ничего не нормально, Толя. Ничего не хорошо.
Новый грипп. Интервью у Хачатуряна. Вирусолог, профессор. Адрес - ниже. Бегом!
SMSка от шефа.
- Ну? - спросил профессор вместо 'здравствуйте'.
- Интервью, - напомнил я.
- Ну-ну...
И профессор убрел в недра квартиры.
Нервничая, я последовал за ним. Так меня встречали впервые. Попадались неврастеники, мизантропы, кретины, пижоны... Ноев ковчег. Вирусолог выбивался из общего ряда. Юркий, как ящерица. Мелкий, как разменная монета. Самодостаточный, как Мона Лиза.
А еще он был, что называется, выпивши.
С утра.
В кабинете царил мрак. Солнце без особого успеха тыкалось в задернутые шторы. Тени, силуэты, звяканье бутылки о рюмку. Мне профессор не предложил.
- Ну?
Разнообразием он не баловал.
