прилетел специально, чтобы участвовать в обыске и быть своего рода переводчиком для агента Фоска).
Мистер Гуд старался простыми словами разъяснить Фоска сложные научные идеи, но время от времени отвлекался на веселый поток химической информации, источником которого был Шура. Иногда агент Фоска вздыхал и вежливо жаловался, что не получает ответов на конкретные вопросы для своего отчета, на что Шура и Гуд прекращали свою дискуссию, поворачивались к агенту, и снова Гуд медленно и аккуратно переводил и объяснял. А у Шуры пропадал блеск в глазах: он вспоминал, зачем он здесь и что собой представляют его собеседники.
В основном, допрос развивался по такой схеме:
— Вот этот препарат, есть ли у вас квитанция о его покупке?
— Да, конечно — вот она.
— Могу я включить ее в свой отчет?
— Как вам угодно.
— Почему в вашей лаборатории мы нашли такое количество 2-СВ?
— Как я уже говорил вам… (и он повторял все то, что уже говорил в лаборатории, а мистер Гуд объяснял все простыми словами).
— А как вы используете данный химикат?
— Обычно для… (длинное перечисление химических реакций — перевод мистера Гуда)
Теперь даже мне было понятно, что эта проверка совсем не похожа на предыдущие, и что мистер Фоска — не просто слишком усердный инспектор. И опять, как и три недели назад, главный вопрос остался без ответа. Когда Шура пошел зачем-то в кабинет, я спросила: 'Почему наш друг Пол и четверо предыдущих проверяющих не говорили Шуре, что он нарушает какие-то правила'?
Продолжая что-то записывать в свой блокнот, агент Фоска повернулся на стуле в мою сторону: 'Понимаете, мэм, иногда друзья не говорят нам всей правды. А потом, ваш друг Пол мог не знать всех правил — он же был начальник, а не химик'.
— Но ведь инспекторы DEA должны были знать все правила. Что же они ничего не сказали?
В голосе Фоски послышался оттенок нетерпения:
— Просто они были некомпетентны. К сожалению не все инспектора знают свое дело.
— О чем вы? — все еще не понимала я. — Все четверо? Некомпетентны?
На этот раз Фоска почти разозлился. Он взглянул на меня из-за своих бумаг и резко проговорил:
— Да, мэм, такое, к сожалению, случается.
Что он имеет в виду — некомпетентны? Не может быть! Должно быть он шутит. Но нет: этот человек не шутит. Он говорит мне — нам, что это его последнее слово, его окончательный ответ: бросайте, сворачивайте свою работу.
Наконец-то я начинаю понимать.
Как долго я не понимала!
Когда Шура снова сел за стол, вошел молодой японец из полиции штата и очень дружелюбно объявил, что никаких признаков преступной деятельности не обнаружено, и что господин доктор не должен забывать, что это всего лишь очередная проверка. Видимо, он пытался нас успокоить, и сам говорил с явным облегчением.
Ну, слава Богу, они хотя бы ничего нам не подкинули.
Следующий акт драмы был разыгран ближе к вечеру, когда мистер Гуд и Шура отлучились в кабинет. Агент Фоска пересел так, чтобы повернуться лицом ко мне, и достал из своего портфеля кипу бумаг. Даже со своего кресла я разглядела, что одна из бумаг — это ксерокопия нашего интервью, напечатанного полгода назад в одном контр-культурном журнале. Интервью предназначалось для книги, и мы были неприятно удивлены, увидев его в журнале, но ко времени инспекции мы уже забыли о нем. Я спросила: 'Это у вас статья из журнала 'Flying High'?
Фоска посмотрел на меня и совершенно серьезно ответил: 'Да, вы пользуетесь успехом, и ваша слава часто вас спасала'.
'Что'? — я была потрясена. Что он имеет в виду — 'часто нас спасала'? От чего спасала?
Да и слава — это когда твое лицо попадает на обложку журнала «Ньюсуик» или «Тайм», а мы известны в очень ограниченном кругу.
— Давали ли вы запрещенные препараты членам вашей группы? — неожиданно сменил тему агент Фоска.
Я чуть не подпрыгнула на стуле. Что за дурацкий вопрос!
— Мистер Фоска, не забывайте, что все, описанное в книге — вымысел. Я имею в виду, конечно, первую часть.
— А некоторые считают, что там все правда.
— Что бы там люди не считали, это все вымысел.
— Если кто-нибудь из вашей группы сознается, что вы давали ему запрещенные препараты, если только это случится…
— Это не может случиться, потому что мы никогда не давали людям запрещенные препараты.
Фоска погорячился. Ему не стоило заводить разговор о PIHKAL’е. Инспекция не должна иметь к книге никакого отношения. Они просто проверяют соблюдение правил техники безопасности, смотрят, нет ли признаков преступной деятельности — о книге речь не может идти. Зато теперь я все поняла. Видимо кому- то в штаб-квартире DEA не понравилась книга, и теперь они хотят показать нам, кто здесь главный, кого надо бояться.
Когда Шура и мистер Гуд вернулись за стол, допрос продолжился. Теперь они обсуждали закупки конкретных прекурсоров. Наконец агент Фоска закончил свою работу.
В этот момент произошло самое сумасшедшее событие дня. Пока Фоска собирал документы, которые ему предоставил Шура для отчета, в комнату зашли двое в униформе. В руке у каждого было по довольно потрепанному экземпляру PIHKAL’а, и они попросили у Шуры автограф. Он радостно согласился и предложил мне в свою очередь подписать книгу. Тогда подошел третий полицейский и спросил, нельзя ли ее купить. 'Конечно, можно'! — сказали мы, и Шура притащил еще две копии и снял у одной суперобложку, чтобы подписать ее. Еще один агент взял четвертую книгу и начал листать страницы, бормоча себе под нос: 'Интересно, очень интересно', и мы попросили принять ее в подарок, хотя мы совсем не были уверены, позволительно ли это ему при данных щекотливых обстоятельствах. Немного поколебавшись, он согласился и тоже попросил подписать книгу — что мы сделали с радостью.
Фоска уложил бумаги в портфель и направился в сторону четвертого подвала. Интересно, какие чувства он сейчас испытывает по поводу автографов: ярость, смущение или безразличие?
Спросили ли они разрешения у Фоски? Или для него это было таким же сюрпризом, как и для нас? Вряд ли он рад такому обороту событий. Как здорово, что это случилось! Полное сумасшествие!
Только один раз Шура не смог сохранить маску — невозмутимого, доброжелательного зрителя. Под самый конец нашествия толстый полицейский, которого я окрестила «дядюшкой», заглянул в комнату и спросил: 'Извините, мэм, не растут ли здесь кактусы пейотля'?
— Да, конечно, прямо за вами у стены.
Несколько человек, стоявших во дворике, замерли, словно я показала им на большого удава. «Дядюшка» воскликнул: 'Так я и думал! Так я и думал! я сразу понял…'
Неожиданно вокруг наших кактусов забегали люди. Кто-то спросил у Шуры, зачем он выращивает их, и он стал рассказывать про неизученные, неизвестные науке алкалоиды, следы которых присутствуют в кактусе. Он говорил спокойно и с воодушевлением, зная, что лицензия позволяет ему иметь пейотль.
Невысокий, толстый, похожий на азиата полицейский объявил, четко выговаривая каждое слово: 'Доктор Бородин, нам придется забрать кактусы, мы должны их уничтожить. Понимаете?'
На Шурином лице читалось недоверие: 'Но по лицензии я имею право их выращивать. Проверьте, загляните в свои правила: вы убедитесь, что это ошибка'.
Кто-то побежал за агентом Фоска.
Пока его искали, полицейские столпились вокруг горшков с кактусами, чтобы лучше их рассмотреть. Они нагибались к кактусам, отпуская удивленные замечания по поводу их внешнего вида. Я наклонилась вперед, наблюдая за ними со своего места.
