Раздосадованный Цепелюк продолжил, поняв, что его собеседник не торопится соглашаться:
– Жаль, жаль. Упрямство, Владимир Иванович, – зачастую хорошая вещь, но порой оно может сослужить дурную службу.
Полунин и эту реплику Цепелюка оставил без ответа. Он неожиданно вспомнил о том, что произошло у туалетных комнат. Воспоминание резануло его, вызывая рецидив злобы и раскаяния. Эти два противоречивых чувства пронеслись в душе Полунина и, утихнув, запечатлелись в горькой ухмылке.
– Да-а, – многозначительно протянул Цепелюк, словно мстя за несогласие Полунина продать дополнительный пакет акций, – я видел, что вы способны защитить любимую женщину от любого посягательства. Но смотрите, в следующий раз не переборщите...
Его узкий рот растянулся в ехидной усмешке.
– Следующего раза не будет, – решительно заявил Полунин, чем вызвал у Цепелюка недоверчиво- оскорбительный смешок. – А теперь позвольте покинуть вас.
Глава 2
Шея ныла, как будто по ней прошелся небольшой паровой каток. Полунин попытался достать до больного места, но оказалось, что сделать этого он не может – на заведенных за спину руках были наручники. «Какой-то дурной сон», – покачал он головой и открыл глаза. Боль в шее не исчезла, и руки не стали более свободными. «Черт возьми, где это я?» Он обвел глазами просторное полутемное помещение. Вокруг возвышались деревянные стены, а сверху проходила толстенная балка, на которую опирался потолок. На балке, на длинном белом проводе болталась пыльная лампа. В нос ударил запах свежескошенного сена, на котором он лежал. Владимир попытался сесть, и с третьей попытки ему это удалось. Он был в светлых брюках и белой сорочке с коротким рукавом, то есть в той же одежде, в которой его похитили. Сквозь небольшое зарешеченное окно без стекла пробивался сумеречный свет.
Подогнув под себя ноги, Полунин поднялся и, пока еще было светло (он почему-то сразу определил, что сумерки вечерние), принялся осматривать сарай. Кто и зачем его сюда привез, было сейчас неважно. Выяснением этого можно будет заняться позднее. Главное – выбраться отсюда. Он попробовал плечом на прочность стены и понял, что их не проломить. Массивная дверь была заперта снаружи и не поддалась, когда он налег на нее всем телом. Окно находилось на высоте почти двух метров, да и доберись он туда – все равно через него не пролезть. Но он мог хотя бы посмотреть, где находится, если как-то забраться повыше. «Не может такого быть, чтобы в сарае не нашлось чего-нибудь подходящего», – решил Полунин, во второй раз обходя помещение.
В дальнем углу действительно валялся старый молочный бидон, который можно было использовать в качестве приступки. Владимир ногами подкатил его к окну и попытался поставить стоймя, когда снаружи загремел засов и дверь распахнулась.
Он резко обернулся, готовый к самому худшему, но тут же понял, что пока с ним ничего такого делать не собираются. В дверях стоял крепкий парень среднего роста то ли в длинных трусах, то ли в широких бриджах, кожаных сандалетах на босу ногу и тонкой цветастой рубахе навыпуск. На голове, совсем не по погоде, красовалась черная вязаная шапочка, натянутая до самого подбородка, в каких спецназовцы выходят на задание. Израильский пистолет-автомат «узи» болтался у бедра на ремне, перекинутом через плечо.
– Ну чё, фраер, очухался? – усмехнулся парень. – А мы уж думали, что ты копыта откинул.
– Я еще тебя переживу, придурок. – Полунин не спеша пошел в сторону двери.
– Тю, тю, тю! – Парень поднял «узи», направив его Полунину в живот. – Стой на месте и не дергайся.
– Чего вы мне вкололи, сволочи? – Владимир остановился в нескольких шагах от надсмотрщика.
– Чего я, доктор, что ли, – пожал тот плечами. – Ты лучше скажи, пить или жрать хочешь?
– Я сожру с потрохами тебя и твоих докторов и даже не подавлюсь. Вы хоть знаете, с кем связались?
– Какие мы грозные! – Парень презрительно сплюнул, но автомат не опустил. – Не боись, скоро будешь на свободе. – Губы в прорези шапочки растянулись в хитрую ухмылку.
– Знаешь что, – сказал Владимир, – давай сделаем так. Ты снимаешь с меня наручники и уходишь, оставив дверь открытой, а я обещаю, что оставлю тебя живым, когда выберусь отсюда.
– Не-а, – парень покачал головой, – так не пойдет. Отпускать тебя не велено... пока. А я человек маленький. Значит, ничего тебе не нужно? – повторил он свой вопрос после небольшой паузы.
Тут только Полунин понял, что парень был не один. Во время их разговора за дверью сарая стоял еще кто-то. Теперь он вышел из своего укрытия, держа в руках банку с пивом. Молодчик был крупнее своего приятеля, выше, а одет примерно так же, только вместо широких бриджей на нем были не менее широкие шорты зеленого цвета. Рубаха топорщилась на поясе, за ремень у парня был явно засунут пистолет. Потянув за язычок, детина вскрыл банку с пивом и, обойдя своего напарника, протянул Полунину. Поняв, что с закованными сзади руками их пленник пить не может, он достал ключи, а банку поставил на пол.
– Повернись, – скомандовал он Полунину.
Владимир подчинился. Парень снял один браслет, развернул Полунина к себе лицом и снова защелкнул на нем наручники.
– Теперь можешь пить. – Он поднял пиво с пола и протянул Полунину. – Пошли, – кивнул он напарнику и сам первым вышел из сарая.
– Эй! – окликнул его Полунин. – Долго еще меня здесь держать будете?
– Сколько надо – столько и будем, – раздалось в ответ, и дверь захлопнулась.
Полунин только теперь понял, как ему хочется пить. Есть тоже хотелось, но чувство голода было еще довольно терпимым. Он поднес прохладную банку ко рту и не отрывал ее, пока она не стала пустой. Бросив жестянку на пол, он подошел к молочному бидону и, как следует установив, встал на него обеими ногами. Глаза оказались чуть ниже обреза окна, но и так кое-что разглядеть было можно. Вдали желтело поле пшеницы, по краю которого чернел кусок леса. Больше ничего видно не было.
«Странно, – Полунин только сейчас подумал о несовпадении, – сколько же сейчас времени?» Он посмотрел на часы, которые оставались у него на руке, и приложил их к уху, думая, что с ними что-то не в порядке. Они показывали пять минут десятого. Это было невозможно, если только время не пошло вспять. Посмотрев внимательно на циферблат, он увидел в квадратном окошечке цифру «шестнадцать». «Значит, – понял он наконец, – уже сутки прошли с тех пор, как меня похитили. И сегодня не воскресенье, а понедельник. Понятно теперь, почему так хочется есть». Если бы ему чего-нибудь принесли эти ублюдки, он, наверное бы, согласился. Но еще с зоны он помнил одну из главных заповедей – не проси. Сами принесут, сволочи! Он ощупал карманы брюк, которые оказались пустыми, и уселся на сено – слабость еще давала о себе знать.
Он уже решил для себя, что убивать его не собираются, иначе попробовал бы уже освободиться. Детина в зеленых шортах, который снимал с него наручники, давал ему такую возможность, помимо своей воли, конечно. Полунин даже представил себе, как он бьет его коленом по яйцам, затем падает, повалив на себя, и вытаскивает у него из-за пояса пистолет. Напарник с «узи» стрелять бы не стал, побоялся бы угодить в приятеля. Владимир ни секунды не сомневался, что попал бы в него с такого расстояния... Теперь, конечно, было поздно об этом думать, но мысли сами крутились вокруг этого, напоминая об упущенной возможности.
Владимир начал размышлять, кому было нужно его похищать? Кто вообще мог осмелиться на это? Разборки с преступной верхушкой исполнительной власти города, закончившиеся около полугода назад полной победой Полунина и его товарищей, поставили его как бы особняком в этом сибирском городе. Никто из руководителей группировок – Полунин это знал наверняка – не решился бы на такой шаг даже под страхом смерти. Да и не нужно им устранять Полунина – они всегда могли обратиться к нему, как к третейскому судье, зная, что он всегда рассудит возникающие между ними споры по справедливости. Впрочем, устранять его пока никто не собирается. Тогда зачем его похитили и больше суток держат в этом сарае?
Неожиданно в его мозгу всплыл образ Лешки Меченого – вора в законе, исчезнувшего после того, как он не стал исполнять решения общего сходняка о совместной борьбе с продажными ментами. Неужели это он снова объявился и пытается свести с Полуниным старые счеты? У него мог быть зуб на Владимира. Полунин вспомнил, как этой зимой вместе с Фиксатым – Виталькой Мухиным – расстрелял несколько приспешников
