Лизи зарыдала еще громче. Николас махнул ей рукой на прощание и вышел во двор, где его ждал Дэвид с поседланной лошадью. Николас молча снял с пояса меч, прощальный подарок Мидрира, приторочил его к седлу и уже закинул одну ногу в стремя, когда за его спиной вдруг раздался тихий голос отца:
— Николас, не сердись на меня. Это Охота — твоя судьба. Я не в силах ей противиться. Жаль, что я не могу поменять тебя местами с Эдвардом. Ему гораздо больше подходит роль Охотника. Не держи на меня зла. Я сделал все, чтобы ты смог продержаться как можно дольше. Ну же, не молчи! Скажи, что не держишь на меня зла.
У Николаса предательски дрогнули руки. Он упрямо выпрямился, оттолкнулся ногой от земли и в один прыжок оказался в седле. Украдкой бросив на отца последний взгляд, мальчик выслал коня вперед, позволяя лишь ветру и восходящему солнцу увидеть покатившиеся по щекам скупые слезы.
Тайна 2. Девочка из тумана
Упсала, Лапландия. 1565 г. от заселения Мидгарда
Легкий бриз нежно трепал непослушные пряди смолисто-черных волос, выбившихся из перевязанного на затылке кожаным шнуром хвоста. Соленый морской воздух приятно щекотал нос. Со стороны неумолимо приближающегося континента медленно выкатывался бледно-желтый диск солнца. Пассажиры небольшого торгового судна, следовавшего из Авалора в Лапландию, начинали собираться на палубе, готовясь к высадке в небольшом портовом городке с мелодичным названием Упсала. Каждый из них склонял голову в почтении, проходя мимо него. У Николаса возникло желание снять с головы шляпу и просить денег вместо смущавших его реверансов, которые они делали из благодарности за спасение. И почему он не слушал наставления учителя? Надо было сразу оговорить размер вознаграждения за то, что он полез на эту трухлявую посудину и полночи развлекал игрой в карты старика Эльма[21], покрытого морскими губками и кораллами капитана призрачного корабля, который взял их судно на абордаж.
— И все-таки я не понимаю, почему такому замечательному юноше, как вы, понадобился рыцарский орден, — над самым его ухом раздался трескучий голос капитана. — В Ливонии живут одни богохульники и еретики, помяните мое слово. Ничему хорошему они вас не научат. Отправились бы вы лучше в Священную империю. Говорят, там сейчас открылось несколько новых семинарий. Я просто уверен, что вас бы с легкостью туда приняли.
'Вы бы мне еще в Академию Защитников Паствы предложили поступить', — подумал про себя юноша и вымученно улыбнулся:
— Это наказ батюшки, я не могу его ослушаться.
Историю о том, что он едет в Ливонию, чтобы стать рыцарем пришлось придумывать прямо на ходу. Люди стали задавать слишком много вопросов, когда он самолично вызвался поговорить с капитаном призрачного корабля, который чуть было не отправил весь экипаж судна на корм рыбам.
Вообще-то старый морской волк Эльма оказался неплохим малым. За пару бочек рома и несколько партий покера он с радостью отпустил несчастное суденышко на все четыре стороны, а сам отправился отсыпаться после бурных ночных возлияний. Николасу повезло меньше. Вместо того чтобы оставаться незамеченным, он превратился в местную знаменитость и теперь каждый пассажир желал выказать почтение своему спасителю. И выражалось оно отнюдь не в денежном эквиваленте. В довершение ко всему капитан судна оказался бывшим священником и всю оставшуюся часть пути посвятил духовному спасению 'замечательного юноши'. Николас все-таки предпочитал, чтобы его спасали от голода. До Веломовии отцовских денег должно было хватить, а вот дальше нужно будет искать работу.
Судно, наконец, пришвартовалось к причалу. С борта для пассажиров перекинули деревянный трап. Николас с облегчением вздохнул. Вот она, истинная свобода. Не ограниченная ни владениями отца, ни строгими законами епископата. Холодный, еще не прогретый весенним солнцем воздух заполнил легкие. Николас бросил беглый взгляд на подернутую легкой дымкой морскую гладь. Где-то там за горизонтом остался его родной остров, отцовская усадьба, малышка Лизи. Он ведь вернется. Через каких-то три года. Вернется победителем, и тогда отец будет гордиться им. Юноша встряхнул головой, отгоняя непрошено накатившую на него тоску.
Перед ним лежала суровая и негостеприимная Лапландия, холодный край на самом севере Мидгарда. Язык не поворачивался назвать полтора десятка разрозненных захудалых городишек, вблизи которых старалось селиться большинство лапландцев, страной. Зимой спасаться от голодных волчьих стай было гораздо легче вместе, чем порознь. Да и волки были отнюдь не самыми ужасными врагами лапландцев.
'Интересно, где мне теперь искать себе компаньона?', — раздумывал мальчик, бодро вышагивая прочь от порта.
— Молодой человек, эй, молодой человек, — остановил его невысокий щербатый мужчина с маленькими хитрыми глазками, одетый в заплатанные кожаные штаны и видавшую виды серую куртку. — Я вижу, вы не из наших краев. Хотите, за пару монет я покажу вам все достопримечательности матушки- Упсалы, самого славного города свободной Лапландии!
Николас бросил на него скептический взгляд:
— Что-то ты сам на местного мало похож. Ладно, вот тебе монетка, показывай свои 'достопримечательности'.
Главной 'достопримечательностью' оказалась грязная рыночная площадь в центре города. Вдоль нее ютились лавки с всякой бесполезной дребеденью производства местных умельцев. А в самом центре перед ратушей высился позорный столб с колодками по бокам для проведения публичных экзекуций.
— Это Железный Огюст, грабил купцов на пути в Нормандию, — сказал щербатый, указывая на привязанного к столбу сурового бородатого мужика. — А этот с подбитым глазом башмачник Торольв, перебрал в кабаке эля и устроил там знатную потасовку.
'Это явно не Авалор', — подумал про себя Николас. На Туманных островах публичные казни были применимы исключительно к 'колдунам и ведьмам', все остальные дела решались в закрытых стенах Авалорского епископата.
— Это старина Эглаборг, его брат сильно погорел на продаже леса в Священную империю через Нормандию, после того, как они решили закрыть границы, да и сыграл в ящик. А этому бедолаге пришлось отдавать за него долги.
Николас остановился, как вкопанный, глядя в потухшие от истощения карие глаза. Где-то там, в глубине изможденного голодом и жаждой тела теплился мерцающий огонек силы.
— Можете кинуть в них гнилым помидором или тухлым яйцом. Вон они в той корзине лежат.
Но юноша уже не обращал на щербатого никакого внимания. Он подошел к закованному в колодки седовласому мужчине и спросил:
— Эй, старик, сколько и кому ты должен?
— Двести монет, — проскрипел он, с трудом открывая пересохший рот. — Бургомистру должен.
— Если я отдам твой долг, ты поедешь со мной туда, куда я скажу? — прошептал Николас над самым его ухом.
— Да, — из последних сил ответил мужчина.
Николас выпрямился и решительно ступил на широкий порог ратуши. Из-за приотворенной двери доносились едва слышные голоса.
— Тише, Фритьоф, не поднимай бучу. Мы найдем какой-нибудь способ справиться с этой напастью.
— Но мастер Гарольд, наш колодец отравлен. Я долее не могу это скрывать.
— Молодой человек, вам что-то нужно? — оборвал разговор светловолосый бородач, заметив на пороге нахально подслушивающего мальчишку.
— Да, не подскажете, как мне увидеть бургомистра? — из вежливости поинтересовался Николас, про себя подсчитывая, какую плату можно будет попросить за обеззараживание местных колодцев.
