глотков белого столового вина.
Я прошла по предночному пролеску, спускаясь в овраг и, кажется, ловя в каждом отголоске нервное предвестие беды. Глупо это, совсем неразумно и беспричинно, особенно для агента моего уровня, но мне казалось, что из-за каждого ствола, из-за каждого изгиба прихотливого склона под ногами, горбатясь и беззвучно ухая, вырастали тени. Они смотрели на меня тусклыми, как чешуя снулой рыбы, глазами и затаивались, словно для последнего, рокового прыжка. Я остановилась и машинально потянулась к сумочке на плече, где лежал пистолет. Нет, незачем. На кого вскидывать оружие? На ручей, который «бросился» мне под ноги, как переливающийся чистой блестящей шерсткой щенок? Или же на соловья, который, захлебываясь, излил свои тревожные гортанные трели и провалился в сгущающееся безмолвие? Или на саму ночь, затаившуюся в верхушках деревьев и в черных беспроглядных волнах реки где-то там, впереди меня?
Овраг перехватывал руки и ноги сыростью и прохладой, палые ветки похрустывали и перешептывались под ногами, а в груди было душно и тихо.
Обрыв вырос под ногами так незаметно, что я едва не сорвалась в воду, плескавшуюся в нескольких метрах под ним. Надо же, я жила неподалеку от этого живописного оврага уже около года, но не знала, что тут есть обрыв…
Я глубоко вздохнула и присела на корточки, опустив глаза вниз, к воде, туда, где выплывшая из-за деревьев молодая луна разрубала надвое налитое угрюмым черным спокойствием зеркало реки.
Ну что ж. Кажется, мне все более или менее понятно. Диагноз жесток. Хотя нет, не так. Мне понятно вовсе не то, кто убил Войнаровского, не то, был ли это сын губернатора. Это как раз интересовало меня меньше всего.
Другое.
И тут… Я вдруг уловила чье-то легкое дыхание за спиной и едва успела обернуться, чтобы увидеть отсоединившуюся от ствола дерева тень. Руки, не дожидаясь сигнала от мозга, вырвали из сумочки пистолет, сняли его с предохранителя, направляя дуло на того, кто потревожил меня. И все это в доли секунды.
Тень придвинулась ближе, и я уже собралась вспугнуть ее предупредительным окриком, как спокойный, чуть хрипловатый голос проговорил:
— Простите, я, кажется, потревожил вас, Юля.
Глава 6
Я перевела дыхание и, не опуская пистолета, поспешно ответила:
— Откровенно говоря, да, Владимир.
Он приблизился ко мне еще метра на два и произнес:
— Я же говорил, что вы необычный юрисконсульт. Наверно, у вас очень специальная юридическая подготовка, — он говорил спокойно, совершенно без иронии. — Ни один мой знакомый работник этого профиля не сумел бы услышать меня и с такой быстротой, как вы, среагировать. Да еще с применением огнестрельного оружия.
— Я не применяла.
— Отчего же? Применяли. В целях устрашения.
Я опустила пистолет, а потом и вовсе убрала в сумочку, заметив вскользь:
— Только не говорите мне, что вы испугались.
— Не очень, — отозвался он. — А где вы научились обращаться с оружием? Неужели в детстве ходили в кружок стендовой стрельбы из «воздушки»?
— Было в жизни время — пришлось научиться, — серьезно сказала я. — По-моему, в наше время не уметь постоять за себя — большой недостаток.
— Это верно, — выговорил Корсаков, а потом, перепрыгнув через камень, встал рядом со мной у обрыва. — Вы, Юля, на меня не в претензии, что я вот так… выследил вас?
— Да нет. Только вот зачем? — И, не дожидаясь ответа на первый вопрос, я тут же задала второй: — И почему вы бросили без присмотра Романа Альбертовича? Ведь вы его личный телохранитель.
— Без присмотра? Ничего себе! Да к Роману Альбертовичу даже комар не прокрадется. Там каждый сантиметр под контролем. Вы думаете, для чего Роман Альбертович не поскупился и приобрел в Тарасове целый особняк? В городе, где он бывает раз в год или того реже?
— Из соображений безопасности, наверно.
— Вот именно. У Лозовского все по принципу: «если близко воробей — мы готовим пушку». Так что за его безопасность есть кому побеспокоиться.
— Так зачем вы поехали за мной, Владимир? — в упор спросила я. — Ведь вы, верно, следовали за мной от самого клуба? Так?
— А у меня есть к вам предложение, — не моргнув глазом ушел он от ответа.
— Предложение? Ко мне? Вы же меня знаете всего несколько часов. Если вообще можно говорить «знаете», когда все знакомство исчерпывается парой совместно распитых коктейлей и… историями из жизни.
Он улыбнулся и передернул плечами:
— Ну так что ж, что несколько часов? Я не руку и сердце собираюсь вам предложить. Хотя… некоторые за несколько часов доходят и до этого.
Я вздрогнула и произнесла, глядя прямо в глаза охранника Лозовского:
— И что же вы мне хотели предложить, если сорвались от своего босса и проехали через полгорода? Кстати, верно, у вас прекрасная машина, если вы поспели за моим «Ягуаром».
— Да я мог бы вас и обогнать. Я вообще-то мастер спорта по кольцевым автогонкам. Но это так… лирическое отступление. Теперь о моем предложении. Я предлагаю вам перейти на работу к нам.
Некоторое время я стояла, не зная, как реагировать на сказанное и что говорить в ответ, поэтому решила для начала уточнить:
— К кому это — к вам?
— К нам — это к Лозовскому. Мне кажется, что здесь, в Тарасове, вы не на своем месте. Конечно, юрисконсульт губернатора — это если и не синекура, то, по крайней мере, теплое и комфортное местечко, а если судить по вашему дому — еще и прибыльное…
— Вы знаете, где я живу? — резко прервала его я. — Знаете, Владимир, такое внимание к моей скромной персоне, конечно, лестно, но тем не менее есть определенные пределы…
Теперь уже Корсаков перебил меня:
— Я все понимаю! Все понимаю. Вы знаете, Юля, это так странно…
— Вот именно — странно! — повысив голос, выговорила я, ибо был назван лейтмотив, основной тон сегодняшнего дня — «странно». — У меня точно такое же ощущение. Или ваш коктейль все еще действует, или… Я определенно… не знаю.
— Что — определенно? — переспросил он, придвинувшись ко мне вплотную.
На мгновение мне показалось, что вот сейчас он столкнет меня с обрыва, и романтический разговор над ночной рекой завершится жирным многоточием. Точнее — многокружием, то есть всплеском и разбегом концентрических кругов по поверхности реки.
Конечно же, этого не произошло. Правда, я сама едва не потеряла равновесие и вынуждена была схватиться за его локоть. Момент показался мне мучительно долгим и неловким. Проклятые птицы, как назло, примолкли, и я была вынуждена заполнить мучительную тишину первым, что пришло в голову. Надо сказать, первым приходит в голову всегда глупость.
И я произнесла ее:
— Знаете, что, Володя… Меня сегодня приглашали в гости. Но в такое время приходить в гости одной как-то не… Пойдемте со мной? Тут рядом.
— Да, конечно. Пойдем. Есть что обсудить.
По той торопливости, с какой Владимир ответил, я поняла, что моя реплика прозвучала не менее
