— И станок ты, конечно, с собой в башню не взял?
Он покраснел еще гуще.
Напоминать ему о попытке свести счеты с жизнью было жестоко, но щадить бойца я не собиралась: будет впредь о матери думать, а не только о своей трусливой заднице. Я приподнялась на цыпочки и пошарила на полке — так и есть: в самом углу валялся старый станок со ржавым лезвием.
— Лезвие помыть, — приказала я. — Лобок и подмышки обрить.
Уши бойца достигли цвета молодой свеклы.
— А ты как думал — я тебя в свою кровать вместе со вшами положу? — окончательно добила его я, не став объяснять, что у меня есть и вторая кровать — в гостинице. «Как же так, Портос? — мысленно укорила я командира полка. — Чем у тебя в прачечной занимаются? Водку жрут?»
— Помоешься, белье не надевай, я его прокипячу.
— А как я… буду? — растерялся солдат.
— Простыней обернешься. Господи! Тебя ж еще и покормить надо!
Когда Петр поел, я уложила его в железную старухину кровать и села рядом. Расспросив его о службе, я подтвердила себе все, что и так уже поняла. Вагоны с оружием приходили и уходили регулярно: в Находку, Мурманск и Новороссийск — определенно на экспорт. Здесь обычное воровство было вообще исключено: конвой внутренних войск следил за грузом очень жестко, а списать зенитную установку — не то же самое, что пару ящиков гранат. Кроме того, с резервных складов пополнялись запасы пяти-шести близлежащих воинских частей — в основном после учений. В этом случае за боеприпасами приезжали на «Уралах», иногда — на «шестьдесят шестых». Списывали то, что время от времени воровали солдаты, скорее всего на учениях. Зачем Гром привлек меня к этой операции, я не понимала: здесь был бы полезен человек типа Юрия Ивановича из облфинотдела. Хотя кто сказал, что и он тоже не принимает участия в операции и не занимается сейчас как раз этим? А пока мне предстояло «разрабатывать» прапорщика своими средствами — приказ есть приказ.
Петр задергался в постели, застонал, забормотал что-то жалобно и просяще, и я подсела рядом.
— Тише, тише, Петя, — прошептала я и положила на него руку.
— А-а, — сквозь сон радостно заговорил солдат. — Испугались, суки!
Я засмеялась, накинула кофту и пошла к выходу: мне нужно было сообщить, что рядовой Скачков нашелся, и сделать так, чтобы озабоченный побегом Портос не отменил намеченную на завтра охоту. Только водка и неформальная обстановка могли помочь мне подобраться к прапору вплотную.
На улице уже стемнело, и, пока я шла к штабу полка, меня обогнали пять или шесть рот солдат, во всю глотку орущих свои строевые песни.
«Са-агреваешь ла-асково, се-ера-я шинель!» — пели одни.
«Не плачь, дев-чо-он-ка, прой-дут дож-ди!» — пытались перекричать их другие.
Вся моя жизнь была связана с армией еще с тех времен, когда живы были погибшие потом в Карабахе папа и мама, а мы кочевали из гарнизона в гарнизон, и я вдруг поняла, чего мне так остро не хватало в пропахшем пивом, сдобой и семечками, насквозь штатском Тарасове — мне не хватало армии…
Портос все еще был на работе: из кабинета командира полка один за другим вылетали красные, испуганные или разъяренные офицеры — поиски Скачкова были в полном разгаре.
— Товарищ подполковник, подождите! — крикнула я еще из коридора. — Не отправляйте никуда офицеров! Скачков нашелся!
Офицеры замерли. Я вдруг подумала, что, если бы меня не было в части, Портос просто подал бы в розыск и спокойно лег спать.
— Я нашла Скачкова!
— Где?
— В поселке. Я там его у одной бабульки спать уложила, так что вы не волнуйтесь, завтра будет как штык.
— Петров! — заорал Портос. — Кроме патруля, всем отбой! Ну, заходите, Юлия Сергеевна, рассказывайте. — В приемную уже подтягивались взволнованные, довольные офицеры: всех искренне радовало, что эту ночь они проведут в постелях с женами, а не нарезая по окрестностям круги в составе поисковых групп. Но уйти не торопились.
Я прошла в кабинет, а Портос плотно закрыл дверь и напряженно уставился мне в лицо.
— Значит, так, товарищ подполковник, — начала я, — парнишка «на взводе». Напрягли его Щукин и Хрущев — на деньги.
— Вот мерзавцы! — вспыхнул Портос.
— Сказали: не принесет — «отпетушат», заложит — вообще убьют.
— Я им покажу, что такое «отпетушить»! — снова не выдержал командир полка. — А он-то сам почему терпел?
— Трусоват.
— Вот то-то и оно, — возмутился Портос. — «Стучать» им вроде бы не по-мужски, а терпеть издевательства — значит, по-мужски. Ладно, поедем забирать?
— На губу? — настороженно поинтересовалась я.
— Ну почему — на губу? — видя мою недружелюбную реакцию, сдал назад Портос и все-таки не выдержал: — А куда его?! К мамке под юбку?!
— На завтрашнюю охоту возьмите, — предложила я.
Командир полка поперхнулся, вытаращил глаза и замер — с такой наглостью он еще не сталкивался.
— Как — на охоту?
— Вам ведь можно. А почему ему нельзя?
Портос совсем выпал в осадок от такого сравнения и только мотал головой в смысле «ни за что».
— Упустили вы с ним политико-воспитательный момент? Упустили. Не смогли…
— Постой-постой, — от неожиданности перешел на «ты» Портос. — Но не на охоту же его теперь! Ладно бы еще попросили взысканий не накладывать…
— По рукам! — я расторопно сунула свою ладошку Портосу и затрясла его огромную красную кисть. — Кстати, когда выезжаем?
Портос спохватился, глянул на часы и загорелся:
— Ух! Через четыре часа уже надо в машину садиться! Так, сейчас я Петрову скажу…
— Да… — ненароком поинтересовалась я, — этот ваш прапорщик — Зимин, кажется… он у вас неженатый?
Портос непонимающе уставился на меня. Мои глаза были чисты и невинны.
— Ну, так это… — ушел от ответа Портос. — Возьмем мы с собой Зимина.
Я уже собралась было уходить, но Портос был не из тех, кто откладывает дела на потом…
— Юлия Сергеевна, давайте Скачкова заберем.
— Прямо сейчас?
— А когда еще? Я и комбата сразу предупрежу, чтобы полегче с салагой…
«Обмен» состоялся, и через пять минут мы на скорости восемьдесят километров в час подъехали к домику на окраине.
Командир полка подошел к старухиной кровати с шишечками. Петя спал, уютно свернувшись калачиком под лоскутным бабкиным одеялом. Портос растерянно замер: проорать «рота, подъем!» среди всех этих ковриков, горшочков и салфеток было так же нелепо, как пропеть «Петюнчик, вставай» в казарме.
— Петр! — громко сказал командир. — Вставай.
Петя перевернулся на спину, сладко потянулся и открыл глаза: перед ним стояли командир полка и начальник штаба собственными персонами. Он зажмурился, открыл глаза снова, но «видения» не исчезали.
— Пора, Петр, — напомнил командир полка. — Служить.
Скачков сел в кровати, и некоторое время все молчали, а я особенно остро поняла, какая пропасть их разделяет. Они не просто имели разные звания; казалось, они принадлежат разным кастам. Им даже нечего было друг другу сказать.
