Марина Серова
Дурацкая история
Глава 1
Офис уже опустел. Менеджеры ушли, охранник уткнулся в какой-то новый детектив, начальства не видать за массивной дверью — тишина. Оставались только кассирша да системный администратор Пашка, который обреченно уставился на экран монитора. Надо было скинуть в Москву по Интернету данные, а начальство в кабинете Сан Саныча пьянствовало, довольное жизнью, и плевать ему было на Пашкины проблемы, на его жену Светку, которой до смерти надоело дожидаться Пашку по вечерам. Она совершенно не понимала, что заставляет его торчать до одиннадцати в офисе каждый божий день, за такие-то деньги! А знала бы она побольше о здешних нравах — так просто лопнула бы от негодования!
Впрочем, понять ее можно: второй год видит мужа только ночью да по воскресеньям, а отпуск — в сладких снах.
Вот и сейчас: как ей объяснить, что данные в Москву не скидываются только потому, что ни Сан Санычу, ни Василь Николаичу не до этого? Если Светка права и человек пьет, когда ни на что другое у него воображения не хватает, то Пашкины боссы явно страдают полным отсутствием этого самого воображения.
По радио играла тихая музыка. В другое время можно было бы и послушать, но сейчас хотелось домой. Очень хотелось!
Пашка настолько погрузился в мечты о «sweet home», что не услышал, как скрипнула дверь.
— Добрый вечер, — раздался у него над ухом приятный женский голосок, прерывая невеселые размышления. — Мне нужен Василий Николаевич.
Пашка поднял глаза.
Перед ним стояла красотка. То, что Василь Николаич не прочь развлечься с путанами, секретом ни для кого не было, как и его привычка в рабочее время смотреть порносайты. Да почему и не попользоваться за счет фирмы?
Это с Пашки содрали стоимость двух пачек сигарет «Парламент», которые охранники стырили, а себе начальство ни в чем не отказывает.
Старая обида опять шевельнулась в душе, особенно когда он представил, как с витрины все тащат, кому не лень. Светка, наверное, права, называя Пашкиных директоров «жирными каплунами с гипертрофированным самомнением».
Светке-то что: она пишет себе женские романы и пишет. В ее фирме все по-другому. А он писать не умеет, у него голова приспособлена только с компьютерами разбираться…
— Василий Николаевич? — переспросил Пашка, разглядывая красавицу-путану. — Сейчас скажу…
Он нехотя поднялся.
Тащиться в кабинет к начальству не хотелось. Опять начнут приставать, чтобы выпил с ними. Им же мало одним напиваться и с бабами по столам голыми скакать — все должны принимать в этом посильное участие.
Но делать было нечего. Пашка постучал, услышал:
— Войдите…
Он толкнул дверь. Нет, понять эту красотку Пашка не мог! Неужели нет другого способа заработать? Как можно терпеть этих старых пьяных уродов?
— А, Паша… Хорошо, что зашел. — Сан Саныч радушно улыбался. — Выпьешь?
— Нет, — мотнул головой Пашка. — Сан Саныч, мне бы данные в Москву скинуть…
— Куда ты все торопишься? — укоризненно забормотал Сан Саныч. — Что тебе дома — медом, что ли, намазано? Не развлечешься никогда по-человечески. Девчонки наши на тебя обижаются, говорят, что от тебя никакого толку нет! Как ни спросишь — все тебе домой надо.
— А у него жена, — сообщил, задумчиво ковыряя в ухе, Василий Николаевич.
— У меня тоже жена. И ничего. Я с тобой сижу, а она дома. Так и надо по жизни…
— Так у тебя Галина тут работает, а его к нам идти не хочет.
— Тогда разводись. Фирма, Паша, должна стать для тебя родным домом. Если твоя жена будет мешать, ты уж извини, вопрос поставим ребром. Она радуется, когда ты деньги приносишь?
Пашка промолчал. Светка зарабатывала в три раза больше, чем он.
— Бабы — они деньгам завсегда рады…
Кажется, для Сан Саныча все женщины были на манер его собственной супруги Галины и любовницы Люси.
— Тогда пусть все терпит.
Голова Сан Саныча то и дело бессильно падала на грудь.
— Ты тогда из-за нее москвичей по баням возить отказался. Вот мы и оскандалились… Что, не потерпела бы? Особая, что ли, она у тебя?
Услышав про бани, Пашка вспомнил, зачем пришел.
— Там к вам молодая женщина, кстати.
Ему ужасно хотелось добавить: «только что из бани», но он сдержался.
С работой плохо. Уволят — фиг другую найдешь. А сидеть на Светкиной шее — уж увольте. Хватит и того, что его зарплата — треть Светкиной.
Сан Саныч вскинул брови.
— Ко мне?
— К Василь Николаичу…
Сан Саныч хмыкнул, посмотрев на собутыльника.
— А… Понятно. Зови сюда. Поделишься, Василий?
Тот махнул рукой. Пашка посмотрел в его сторону и подумал, что Василь Николаич и со стула-то, пожалуй, подняться уже не может, не до секса ему.
Отчаявшись заинтересовать начальство делами, Пашка вышел из кабинета. Девица все так же терпеливо ждала приглашения.
Она стояла, прислонясь к столу, и разглядывала стенд с сигаретами. Ее темные волосы свободно струились по плечам. Они были такие густые и блестящие, что Пашке стало их жалко: девчонка не стоила таких обалденных волос. Впрочем, в этой потаскушке поражали и прекрасные синие глаза, мечтательные и немного грустные, и точеная фигурка. «Господи, как жаль! — подумал Пашка. — Сейчас потные ладони похотливых пьяниц осквернят этакую красоту!»
— Вас ждут, — сказал он девушке, тщетно пытаясь придать своей улыбке долю презрительности.
Она коротко кивнула и прошла в кабинет. Его деланное презрение ее явно не тронуло. А может быть, она слишком привыкла к этому, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
«Господи, какое все-таки тяжелое лето, — подумала я, вытирая со лба капельки пота. — То жара, то дожди, а теперь все смешалось, дышать нечем и терпеть придется еще не меньше месяца!»
Я только что вернулась из Италии и теперь потихоньку вновь привыкаю к климату и к родному домашнему хамству, в который раз удивляясь тому, что, непонятно почему, все-таки люблю свою страну.
Светку я узнала сразу, это было нетрудно. Она стояла в черном джинсовом костюме под дождем, без зонтика и, демонстративно не обращая внимания на такую мелочь, как дождь, ждала автобус. Я подъехала и распахнула дверцу. Сначала Светка меня не узнала. Она просто отодвинулась от моей машины — так, на всякий случай. Я рассмеялась.
— Галазова, я что, похожа на мужика с усами? Или ты подозреваешь меня в склонности к лесбиянству?
Светка радостно взвизгнула, услышав мой голос, и плюхнулась в «пежорожец».
