как первоклашка, совершенно не разбирающаяся в этом виде растительности.
— Разумеется, есть. В народе его называют дьяволов гриб, и отличается он от белого только легкой желтизной у основания ножки. Этот гриб гораздо ядовитее обычной поганки.
— Скажите, Галина Ивановна, как вы с братом собирались делить квартиру матери? — переключилась я на другую тему, боясь услышать длинную лекцию о съедобных и несъедобных грибах.
Она махнула рукой.
— Да как делить! Никак! Когда мать померла, мы с Васей договорились, что квартира отойдет ему, а мне он отдаст деньги, которые выручит за коммуналку. Я сама на это пошла, — уточнила женщина. — Регина пыталась меня отговорить — все же по деньгам я в проигрыше оставалась. А Вася, тот сразу согласился. Да ты подумай сама: дом у меня здоровый, в нем только я и муж. Детей у меня нет, заботиться не о ком. А Вася и так всю жизнь в коммуналке промыкался, хоть на старости лет пожил бы по-челове — чески…
Глаза у Галины Ивановны оказались на мокром месте, она вынула из рукава платок и начала промокать катившиеся слезинки. Но продолжала рассказывать, не останавливаясь на переживаниях:
— На эти деньги я бы скотину купила… Да муж вон пасекой хотел заняться. А что нам еще нужно-то?
— А завещание ваша мама не писала случайно? — осторожно поинтересовалась я.
— Да нет, какой там! — На минутку Галина Ивановна замолкла и сама переключилась на новую тему: — Теперь квартиру продавать нужно. У матери долги скопились за квартплату. Вася временно квартирантов пустил.
В доме повисло тяжелое молчание. Женщина теребила концы платка и вдруг с горечью воскликнула:
— Зачем мне столько денег?! Ни матери, ни брата, никого не осталось…
Непритязательность быта Ветлугиных подтверждала слова Галины Ивановны. Было видно, что к изыскам здесь не стремились. Сама хозяйка была одета очень просто: ситцевое платье, вязаная кофта. Наверняка так же просто одет ее муж.
— Молочка деревенского хотите? — предложила хозяйка.
Я не отказалась, и она привычно захлопотала по дому.
— Кому же нужна была Васина смерть? — задала женщина почти риторический вопрос, наливая душистого молока в большую кружку. — Все это так странно…
Не спеша, делая один глоток за другим и жуя бублики, я производила в уме расклад.
Значит, Регина к отравлению не причастна. Какой смысл убивать мужа до вступления во владение полученного им в наследство имущества, да еще предварительно выпросив денег на его лечение у друга детства? Сестра же хоть и могла запросто подвесить брату ядовитый «сюрприз» на нитку, но причин для этого не имела. Или я о них мало знаю?
— Ты слышала, что у Васи был еще сын? — обратилась ко мне Галина Ивановна.
— Да, я знаю.
— Хороший мальчик. Спокойный такой, вежливый.
— Вы с ним на похоронах виделись? — уточнила я машинально, следуя скорее профессиональной привычке, чем желая что-то узнать. Тем удивительнее прозвучал ответ.
— На похоронах — это потом. Вначале он ко мне сюда, в деревню, приезжал.
Я подавилась бубликом.
— Когда это было?
— Да летом же. Вася у меня с месяц погостил, а следом за ним и Антон объявился. Я ведь о его существовании тогда ничего не знала. И вдруг он откуда ни возьмись: «Я ваш племянник», — повествовала сестра Самохвалова.
— И что дальше-то? — поторопила я размеренную речь Ветлугиной. Мое нетерпение нарастало.
— Сначала я его даже на порог не пустила. А он мне говорит: если не верите, спросите у Кати. Я не утерпела и пошла на почту — Катюше звонить. Она-то мне все и подтвердила. Прихожу домой, а Антон не спеша так ходит взад-вперед по улице. Пустила я его в дом, мы и погово — рили.
— О чем?
— Он рассказал, как они жили вдвоем с матерью, сказал, что на отца зла совсем не держит, потому что Вася совсем не знал о его существовании. Мать Антона родила ребенка для себя, ей под сорок уже было, когда они с Васей встретились. Говорил еще, что хоть отец и не очень хорошо к нему относится, он все же постарается завоевать его доверие. Антон просил меня поговорить с ним. Я обещала, но не довелось с Васенькой больше увидеться…
— Вспомните еще что-нибудь, — попросила я ее. — Это может оказаться важным.
— Да вроде все сказала. Попил он вот так же молока и уехал.
— Вы видели, как Антон садился в автобус?
— Нет, не видела. Он пошел в другую сторону от станции, сказал, что хочет прогуляться.
— С собой у Антона была какая-нибудь поклажа?
— Рюкзачок за спиной. Знаешь, молодежь такие носит.
— Еще вопрос: он не говорил, кто рассказал ему о том, что он сын Василия Ивановича?
— Да мать его и рассказала.
— Почему она только сейчас, спустя столько лет решила ему об этом поведать?
Галина Ивановна задумалась.
— Нет, об этом он не говорил. А мне почему-то и в голову не пришло спросить…
Я поблагодарила хозяйку за приятную беседу и заявила, что мне срочно нужно в город.
Провожая меня до калитки, Галина Ивановна наказала передать привет Катюше с мужем и Регине. Я пообещала и тронула машину, как заправский гонщик.
«Давно нужно было дернуть за эту ниточку», — ругала я себя, несясь по трассе. Теперь наслаждаться быстрой ездой мне мешало лихорадочное возбуждение: я чувствовала себя как охотник, напавший на след добычи.
Уже колеся по улицам города, я набрала на «сотовом» Катькин номер. Но эта барышня опять меня разочаровала. Как выяснилось, она не знала, где искать Антона, и даже не знала его фамилии. И никаких подробностей его таинственной жизни, за которые можно было бы зацепиться. Таким родственным узам можно было просто позавидовать. Если Антон подозревает, чем я занимаюсь, то у сестры он больше не появится. Вот теперь думай — где и как его искать?..
Остановив машину на тихой улочке, я откинулась на сиденье и попыталась расслабиться.
Нужно за что-то зацепиться, но за что… Где-то в уголках подсознания бродила отгадка этого ребуса. А интересно, сколько нужно ждать, чтобы она всплыла на поверхность? Стоп. Катька упоминала, что Василий Иванович называл Антона тупицей и бездарем. Предположим, вывод о том, туп или умен его сын, словесник мог сделать быстро. Но чтобы заявить о бездарности… Для этого нужны веские основания и более долгое и тесное знакомство. Да и в чем, собственно, бездарен? Внезапно мелькнувшая в голове мысль была пока единственным выходом из тупика. Правда, неизвестно, насколько результативным.
Через пятнадцать минут я припарковала машину перед серым зданием родной школы. Шагая по знакомому коридору, слегка видоизмененному ремонтом со времен моего последнего посещения альма- матер, почувствовала легкую тоску по прошлому. Отправилась я прямо в учительскую.
Покозыряв издалека удостоверением сотрудника милиции, я спросила, вел ли покойный Василий Иванович уроки в старших классах. Мне ответила пожилая женщина с пучком волос на затылке, заполнявшая за столом журнал:
— В этом году из старших у него были только «восьмые» параллели, — она придирчиво смотрела на меня поверх очков.
Антон для восьмиклассника был явно староват.
— А в прошлом году, вы не припомните?
— В прошлом он выпускал два одиннадцатых класса.
Это, пожалуй, подходило больше.
— Подскажите, пожалуйста, кто был классным руководителем одного и второго выпускных классов?
