Мордакина уже сидела в кровати и буквально в рот мне смотрела, боясь пропустить что-то важное.
— Вы обманули меня, Евгения Максимовна. — Я узнала этот голос. Мне позвонил Пеликанов. — Я думал, что имею дело с человеком порядочным, — монотонно продолжал он, — но, по-видимому, ошибся.
— О чем вы говорите, Всеволод Сергеевич?
— О нашей несостоявшейся встрече.
— По-моему это не я вас, а вы меня подвели. Ведь вас там не было.
— Ошибаетесь, я был. Кстати, хочу сделать вам комплимент, вы очень красивая женщина. И ваша физическая подготовка способна вызвать зависть.
— Почему вы не подошли ко мне? — Я очень хотела затянуть наш разговор.
— Простите, время позднее, я должен идти.
— Подождите…
— Советую вам больше не искать со мной встречи, это бесполезно. Я уезжаю, но только на время. Вернусь через год, а может быть, и через два. Но я обязательно вернусь. — Слова его звучали зловеще. — До встречи, Евгения Максимовна. — Не дожидаясь ответа, мой собеседник положил трубку. В телефоне послышались частые гудки. Я тоже нажала кнопку отбоя.
— Чего он хотел? — Мордакина проявляла неподдельный интерес.
— Он сказал, что уезжает.
— В самом деле? Так это же здорово. — Подобная новость не могла не радовать Светлану. Меня же она только озадачила.
— Не так уж это и здорово, — сказала я в задумчивости.
— Почему?
— Есть два варианта: либо он блефует и пытается ослабить наше внимание, либо игра, затеянная им, переходит на следующий, более сложный уровень. Он что-то задумал и пытается выиграть время.
— Спасибо, успокоила, — Света откинулась на подушку, — неси еще коньяка, теперь ведь не усну.
— А ты постарайся. — Я не собиралась поддерживать в Мордакиной эту страсть к успокоительному.
Сквозь незашторенные окна в комнату пробивались первые лучи осеннего солнца. На часах семь утра. В комнате ощущается легкий аромат перегара, результат принятых накануне успокоительных средств.
Мордакину я решила пока не будить, в столь ранний час пользы от нее никакой не будет, одни хлопоты. Я смогла полчаса позаниматься на тренажерах, потом принять ванну с ароматическими маслами. В восемь часов уже сидела на кухне с чашкой свежесваренного кофе. Компанию мне составила тетя Мила, она не могла скрыть своей радости, что мы вместе завтракаем.
— Как же я люблю, когда ты дома. Такая спокойная, никуда не спешишь, за телефон не хватаешься.
— Я тоже люблю, тетушка, но долго в таком состоянии пребывать не могу, хирею, болею, чахну на глазах.
— Неужели тебе со мной так плохо? — взгрустнула она.
— Ну что ты такое говоришь, Мила. Да ни с кем на свете мне не бывает так хорошо, как с тобой. — Я подсела к тетушке и обняла ее за плечи. — Не говори глупостей, ты у меня самая любимая. — Я чмокнула ее в макушку и вернулась к своему кофе.
Не долго продолжалась наша семейная идиллия, зазвонил телефон, и тетя Мила, тяжело вздохнув, прокомментировала:
— Ну вот и все, начинается!
— Обещаю, скоро это закончится. — Я игриво подмигнула тетушке и поспешила ответить. — Слушаю.
— Не разбудил? — Конечно же, это был Порошин.
— Нет. Как ты?
— Жить буду. Правда, врачи запретили мне смотреть телевизор и сидеть перед компьютером, — он усмехнулся, — но это даже к лучшему, правда?
— Что с Мальвиной?
— У нее жуткая депрессия, давится слезами.
— Ей полезно, она вчера такого натворила…
— Да я уже в курсе, мне все подробно рассказали сотрудники. Скажи, Женя, а кто это так отделал моего парня? Ему два зуба выбили.
— Подозреваю, что это сам Пеликанов и сделал. Когда твой человек настиг незнакомца, покушавшегося на Мальвину, Пеликанов вмешался.
— Как же меня достал этот Пеликанов! — Владимир выругался. — Если, конечно, это действительно он.
— Совсем скоро мы об этом узнаем, — самонадеянно пообещала я. — Кстати, почему ты не предупредил меня о том, что Мальвине пришла в голову идиотская идея явиться на встречу, да еще в подобном прикиде?
— Да я пытался сказать, ты же сама не стала со мной разговаривать, — отчаянно защищался Порошин. — Хотя, если честно, я не знал, что она решит нарядиться Светланой. Думал, просто поехала к тебе на подмогу.
— Ладно, что теперь говорить, — вздохнула я.
— Наверняка этот Пеликанов в бега подастся, ищи его потом, как ветра в поле.
Я задумалась. Действительно, где искать этого человека? Ответ на вопрос я смогу получить только в одном месте, там, где начались эти странные события, там, где встретились четыре потенциальные жертвы, две из которых уже мертвы. Надо было ехать в Михайловское.
— Слушай, Володя, мне бы еще раз дело Ольшанской почитать.
— Зачем? — удивился он.
— Может, из него пойму, что делать дальше, — соврала я. На самом деле мне нужен был адрес Пеликанова в Михайловском. В деле он указывался.
— Ну, приезжай, почитай.
— А ты разве не в больнице?
— Какая, к черту, больница? На работе я уже.
— Какая еще работа? — пришло мое время удивляться. — Ты с ума сошел, Порошин? Тебе лежать надо, лечиться.
— Да с вами разве полежишь, полечишься, — немедленно парировал он. — Заварили тут кашу, такую важную встречу завалили! Одна теперь рыдает с ночи до утра, другой в больнице без зубов. Как тут лечиться, Охотникова, как?
— Ладно, сейчас приедем.
Наши сборы в управление растянулись на два часа. Не по моей вине, разумеется. Светлана очень долго просыпалась, потом долго отмокала в ванне, затем долго пила крепкий кофе в немыслимом количестве. Я подгоняла ее, но это мало помогало. Мордакина собиралась ровно столько, сколько считала нужным, и на мои возмущения не реагировала. Последним, заключительным аккордом перед выходом в свет были тщательный макияж и попытка уложить непослушные рыжие волосы. Только когда я вошла в комнату, где Светлана наводила марафет, с ножницами в руках с угрозой:
— Проще это безобразие состричь, чем уложить! — Мордакина согласилась сделать банальный хвостик и затянула на затылке резинку.
— Что ты так кипятишься, мы же никуда не опаздываем, — как ни в чем не бывало сказала она, одеваясь.
Наконец-то мы добрались до места. К слову сказать, Порошин за время наших сборов дважды звонил и интересовался, почему мы еще не у него.
На проходной мы еще потеряли некоторое время, пока молоденький милиционер выписывал нам пропуска. Парень, похоже, впервые выполнял сложную работу дежурного, делал все очень медленно и
