пожилая женщина перебила сама себя и посмотрела на меня. — Знаешь, Женя, я благодарна тебе больше, чем ты можешь представить. Этот камень я носила на сердце столько лет. А вот сейчас поняла, что сниму его, и мне уже легче становится. И что будет потом, мне все равно. — Она снова повернулась к Харитону Ивановичу. — Возможно, ты не захочешь простить меня, но…
— Я давно тебя простил, — у мужчины блестели слезы на глазах.
— Нет, погоди! Ты же не знаешь, о чем я говорю.
— Знаю.
— Ну и о чем? — удивилась Курляндская.
— Нет. Скажи сама. Вдруг ты не об этом, — Харитон Иванович смутился и опустил глаза.
— Я украла у тебя твои камни, — ледяным, но чуть дрожащим голосом произнесла Виктория Леопольдовна.
— Да, я знаю.
— Но как? — она встала и принялась ходить по комнате.
— Я видел тебя, когда ты их откапывала. Я не знал, куда ты идешь, просто тогда за тобой пошел, прости. И увидел.
— И ты просишь у меня прощения? — теперь слезы блестели на глазах ставшей вдруг старой женщины. — И все эти годы ты знал об этом и молчал? Приходил ко мне в гости и молчал?
Курляндская опустилась в кресло и заплакала.
— Теперь понятно, почему вы были в курсе, — неопределенно сказал Жора.
Но Харитон Иванович все прекрасно понял.
— Я не хотел, чтобы он ехал. Просто на меня нашла обида, и я рассказал сыну про ценности. Я видел, как вы, душечка, шкатулку выносили. Она через пакет просвечивала. А потом узнал у соседки, что вы в Антоновск едете, к внуку Викуси. Я просто сыну рассказал, а он и помчался за вами. Хотел справедливость восстановить.
— Женя, дайте мне камни, — Курляндская встала.
Я положила мешочек в ее сухонькую руку.
— Харитон. Я возвращаю их тебе. Пусть через столько лет, но я восстанавливаю справедливость.
— Нет, Викуся, они не только мои. Но и твои. Вспомни тот военный год. Я тогда предложил тебе разделить со мной это богатство и от своих слов не откажусь.
— Возьмите половину, — вмешался Игорь. — Она ваша по праву.
— Спасибо, — от такого варианта Харитон Иванович уже не стал отказываться.
Все молча выпили, потому что говорить больше никто не мог.
— А Жене, что, ничего не дадите? — прозвучал вдруг в полной тишине голос Георгия. — Она столько старалась. Под поезд, можно сказать, бросалась. В реке тонула. Из песка, погребенная в нем, вылезала. Да вы что! Хоть один камушек, но нужно.
Как ни странно, неуместные его слова вызвали у собравшихся смех. Я тоже смеялась. Сейчас все мои художества выглядели чуть ли не забавно, и упоминание о них на слух казалось просто выдумкой.
— Конечно, — в один голос сказали Виктория Леопольдовна и Харитон Иванович. — Конечно, дадим!
— Женя, — тут же подмигнул мне Жора. — Обратно в Тарасов захватишь? Ты же на колесах.
Я подняла руки вверх.
