Резко толкнув дверь, я отпрянула за косяк. Выглянув в дверной проем, никого не увидела и решила перебежать к ближайшему дереву.
И тут одновременно произошли две вещи, которые я не забуду никогда. Как чертик из табакерки, из-за угла вынырнул Батон. Время для меня замедлилась, за сотую долю секунды я поняла, что не успеваю. Немного, на какой-то миг, но он будет первым. Его руки уже вытянулись в мою сторону, как раздался выстрел. И следом крик:
– Ложись, бля!
Я рухнула. Уже уткнувшись лицом в грядку, услышала где-то совсем рядом:
– Брось ствол, скотина! Убью!
Голос оказался родным и до боли знакомым. Оставалось только удивляться, как Витька мог тут оказаться, да еще так вовремя.
Как выяснилось впоследствии, его резкий окрик оказал просто магическое действие: не только я плюхнулась на пузо, Батон тоже неожиданно разлегся на грядке.
– Ты просто не в курсе, как с таким контингентом обращаться! – гордо заявил Седов.
Мы стояли около яблони и наблюдали, как на «Скорую» грузят Батона. Зацепила я все же его здорово, непонятно было, как он вообще бегал. Наверное, только за счет сумасшедшего всплеска адреналина.
– Вы как? – вдруг услышала я за спиной.
Я обернулась. Да, что стало с холеным красавцем, который совсем не так давно угощал меня вкуснющим кофе! Хотя справедливости ради нужно сказать, все мы выглядели не лучшим образом. Но тем не менее я с достоинством ответила:
– Я-то нормально, а вот вы как?
Он проигнорировал мое замечание, опасливо глянул в сторону Виктора и, все же решившись, скороговоркой выдал:
– Мне обязательно нужно с вами поговорить!
– На какой предмет? – довольно холодно поинтересовалась я.
– Ну, как… мой брат… вы же понимаете, что он был не в себе…
– О чем вы думаете! Молитесь, чтобы он выжил. А уж затем обо всем остальном думать будете! – не выдержав, встрял в разговор Седов.
Фролов потихоньку куда-то делся, и мы его больше не видели до разговора со следователем.
«Дело филателистов», как я его про себя окрестила, наконец-то закончилось. Но все же оставалась еще одна вещь.
– Слушай, Седов, у меня рога случайно не выросли? – поинтересовалась я у своего мужчины.
– Это ты к чему? – озадаченно произнес он.
Мы сидели в летнем кафе и дожидались. Место было не лучшее, но за последнее время оно стало традиционным. Но на сей раз мы заказали не кофе, а шампанское.
– Это я к тому, что от меня сегодня все шарахаются. Я человеку хочу пятнадцать миллионов отдать, а он: «Ну, если без этого никак нельзя…» Второй тоже что-то бурчит под нос.
– Ну, я от тебя не шарахаюсь.
– В этом все мое хрупкое женское счастье.
– Но замуж за меня ты не пойдешь.
– Вить, я тебя слишком люблю, чтобы сделать такую гадость! Давай лучше замнем для ясности. Тем более вон наш клиент пылит через дорогу.
– Пока его нет, скажи мне: ты очень удивилась, когда я на даче у Рахманинова объявился?
– Сначала – да. Потом сообразила. Эсэмэска?
– Конечно! Когда я прочитал: «Я поехала ловить убийцу», и адрес! Да я пулей летел!
Вместо ответа я притянула его голову к себе и нежно поцеловала.
Леонид Семенович меж тем миновал последние разделяющие нас метры и вопросительно уставился на Виктора.
– Не волнуйтесь, он лишним не будет. Виктор тоже поучаствовал в деле.
– Татьяна Александровна, я не совсем понимаю…
Договорить он не успел, поскольку в это время я как раз открыла сумочку и достала из кошелька небольшой прямоугольник пластика.
Глаза у банкира округлились, рот сделался похож на ижицу.
– А вот и второй участник нашей встречи! – я увидела за его спиной озирающегося человека. Но он тоже уже заметил нас и спешил к столику.
Горчак резко обернулся, что было удивительно при его комплекции.
– Игорь Владимирович?! Ах, да, понимаю.
– Ну, конечно, он же наследник Кушинского Владимира Львовича.
– Вы расскажете, как вам удалось найти ее? – оживился Горчак. От его настороженности не осталось и следа.
– Это было самое простое из всего: ваш бывший директор клуба успел перед смертью покаяться, а мне осталось только съездить и забрать.
Мы стояли с Виктором на набережной у воды и любовались закатом. Я знала, что этот вечер наконец-то будет тихий и спокойный. И я его проведу с любимым человеком. И еще я знала, чего никогда, ни при каких условиях не буду делать – я не буду собирать марки.
